Австрийские интерьеры

Правда, отправляется он в этот округ вовсе не как проникнутый жаждой знания иудаист или путешествующий по Европе американский раввин из знаменитого теологического семинара в Цинциннати с недавно опубликованным описанием домов венского гетто в руках, в котором в интересах исторически любопытствующего туриста с придыханием перечисляются странные имена здешних домовладельцев XVII и XVIII веков: Луна Флеш, вдова Гинделя Абраама Мербурга, Самуил Калльштатт, Лазарь Иона, Симон Лееб дель Банко, Уриэль Прошко или Энок Фальк. Матросик берет такси и просит водителя ехать кратчайшей дорогой через Мариенбрюке мимо бани «Диана» к названному ему дому на Малой Шперльгассе; он поднимается по грязной каменной лестнице, желтоватые ступени которой буквально вытоптаны посередине, он проходит мимо обшарпанных батарей центрального отопления на лестничной площадке, оказывается у двери, на которой значится указанный ему номер, нажимает кнопку звонка и попадает на кухню однокомнатной квартиры, лицом к лицу с рыжебородым, еще нестарым мужчиной в черной ермолке, который сидит на табуретке, крашенной белой масляной краской. Матросик достает портфель, набитый пачками банкнот (обмен австрийской валюты на рейхсмарку на данный момент еще не произведен), и мешочек с золотыми монетами, извлеченный из банковского сейфа Гого Гутмана, выкладывает то и другое на кухонный стол и, пока рыжебородый пересчитывает деньги, оглядывается по сторонам: какая здесь чистота, какая поразительно чистая для этого грязного квартала кухня; кухня правоверного иудея, где молочное и мясное неизменно подают в разных сосудах; он пожимает плечами: ну да, конечно, точно так же, как на кухнях у рабочих с Новой Звезды когда-то ставили на огонь революцию, здесь, у правоверных иудеев, готовят Манну Небесную и съестные припасы для окончательного переезда в Землю Обетованную; и тем не менее, все это производит на него определенное впечатление.

— Гитлера нам Бог послал, — говорит человек в ермолке, купюры и золотые монеты он уже пересчитал и разложил стопками и столбиками по столу. — Гитлер — это бич Божий. Не будь его, мои внуки и правнуки, да и все мы перестали бы быть евреями.

И тут он называет Матросику время отбытия поезда, на котором деньги контрабандой перевезут с венского Западного вокзала на вокзал в Цюрихе, называет сумму комиссионных и некое цюрихское кафе. Там, за вторым или третьим столиком справа от входа, будет сидеть его доверенное лицо, к которому следует обратиться с условной фразой: «Добрый день, господин Поргес, вы ведь знакомы с моим братом с Малой Шперльгассе», а доверенное лицо позаботится обо всем остальном. Матросик забирает пустой портфель, прощается и, уже спускаясь по лестнице, внезапно соображает: «Господи! Я ведь только что вручил совершенно незнакомому человеку целое состояние, всю движимость Гого Гутмана и мое скромное нажитое… Будем надеяться, все сойдет, хотя отец и учил меня всегда требовать расписку, но, к счастью, он не мог и представить себе, как пойдут дела во времена переворотов и всяческих революций, а значит, прибрав его к себе, Господь Бог уберег отца хотя бы от этого. Аминь!»

Так или иначе, позже он не мог простить себе того, что в день этой сделки не обратил внимания на промелькнувшее в утренних новостях сообщение о сумме в рейхсмарках (хотя пересчет еще не был официально произведен), которую фюрер в то же утро посулил каждой парс брачующихся в качестве безвозвратной ссуды. Молодой таксист, с подчеркнутой и торопливой вежливостью открывший Матросику дверцу машины после его финансового «каносского покаяния», пробормотав к тому же: «К вашим услугам», сообщил ему на обратном пути по Верхней Дунайской улице и мосту Аугартен о том, как осчастливило его самого и его невесту это утреннее сообщение, потому что до сих пор у них не было ни малейших шансов заработать себе на приличное жилье, а теперь они смогут наконец пожениться. Эту сумму Матросику следовало запомнить во что бы то ни стало, понял он позже, чтобы впоследствии, за границей, рассказывать потрясенным слушателям о плате за политическую перевербовку целой семьи (а ведь семьи, как известно, являются ячейками государства), исчисленной в рейхсмарках с точностью до пфеннига.

В отцовской, а точнее в материнской квартире на Шоттенринге сидит его брат в строгом деловом костюме за письменным столом, украшенным красивой резьбой, сидит, обложившись стопками бумаги, исписанной исключительно математическими расчетами и формулами: как адвокату, ему отныне нечем заняться, математика — его хобби, а кроме того Элеонора Ландфрид в ходе одного из сеансов предсказала, что именно ему суждено решить одну из алгебраических задач, мучающих все человечество своей неразрешимостью.