Развитие этой ужасной болезни было медленным. Летом мы отправились в Кромер, в надежде, что тамошний воздух окажется благотворным; тогда болезнь ещё не была давящей, поскольку боли ещё не начались и мы были в состоянии в какой-то мере получать удовольствие от перемены обстановки. Затем мы отважились на последний визит в Спа, но жене вместо улучшения стало хуже, и началась боль. Помню одну ужасную ночь, когда в первый раз она стала по-настоящему жестокой и я ничего не мог сделать, чтобы её ослабить. На следующий день я позвал местного врача, чтобы сделать инъекцию морфия, но жена даже не могла выйти из комнаты, чтобы одеться, и возвращение её домой стало ужасной проблемой. Неожиданно решение пришло следующим образом: она стала чувствительной к моему месмеризму (несомненно, мне помогли), причём в такой степени, что это превосходило все мои прежние опыты. Я смог ввести её в полный транс и нашёл её восприимчивой к внушению. Таким образом на следующее утро нам удалось осуществить отъезд. Мне удалось убедить её, что она будет в состоянии одеться, выйти и сесть на поезд без возвращения боли. Внушение сработало, и мы смогли отправиться с удивительной лёгкостью. Я боялся перегрузки в своих влияниях, а потому ограничил внушение лишь преодолением главной трудности — одеться и сесть на поезд. Потому в течение путешествия боль в некоторой степени возвращалась, но мы запаслись препаратом морфия и ухитрились кое-как добраться домой, хотя переход от Антверпена в Харвич из-за волнения на море был неприятным и очень изнурительным для неё, так как она не могла спать.
Остальное является просто продолжением только что сказанного. Некоторое время у нас были слабые надежды, связанные с препаратом из ольховой коры, но положение непрерывно ухудшалось. Сначала пришлось нанять одну сиделку, и в конце концов — двух. Друзья очень сочувствовали, но ничего уже нельзя было сделать, кроме как ждать конца, делая каждую ночь инъекции морфия, а также применяя месмеризм.
Моей жене удавалось продолжать вести дневник до 11 сентября, включая тяжёлый период в Спа, и до того времени она была способна вставать с постели и спускаться в гостиную, но запись от 11 сентября была последней. Затем ей пришлось уже оставаться в постели. С ухудшением ситуации она всё реже могла применять свои природные способности. Это было для меня ужасно горестным временем. Она ускользнула из страдающего тела (умерла, как сказали бы обычным языком) в полночь 9 ноября.
Я сам был в состоянии нервного истощения и не обращал внимания на мирские подробности. Я отправился в Болкухолли (шотландский дом Твидэйлов), в надежде, что психические способности миссис Твидэйл помогут мне узнать какие-то новости о положении моей жены на том свете. Они с мужем были очень добры и сочувствовали мне, но она оказалась совершенно не в состоянии что-либо для меня узнать. Я тем временем снял комнаты на Джермин стрит 59, а вернувшись в Лондон 3 декабря, поселился в своей тамошней квартире.
Сейчас, через три с половиной года после этих событий, я могу сравнительно спокойно оглянуться на них и их описать, потому что теперь всё знаю о великолепных условиях возвышенного существования, в которое перешла моя жена; я много и часто беседовал с ней, и заключительная часть этого рассказа будет посвящена объяснению того, как это стало возможно. Но сначала я резюмирую события последних нескольких лет, произошедшие на физическом плане, хотя они в некоторой мере связаны и с оккультными явлениями.