Автограф президента

В общем, пока я отсутствовал, мои дамы, особенно вдова академика, с которой, как я уже отмечал, у меня сложились более доверительные отношения, прожужжали Тане все уши по поводу моих достоинств и тем самым избавили меня от необходимости вообще что-либо о себе рассказывать. На это я и рассчитывал, когда заводил знакомство и обхаживал моих дам, потому что нет более верного способа испортить отношения с такой подготовленной девушкой, как Таня, чем заниматься саморекламой.

За время моего трехдневного отсутствия дамы так истосковались по мне, а Таня была уже под таким впечатлением от их рассказов, что, когда я однажды вечером появился в санатории, это вызвало у них бурю восторгов. Правда, были опасения, что мой образ, который сложился в Танином воображении в результате всех этих разговоров, окажется лучше оригинала, так довольно часто бывает, когда слышишь вокруг охи да ахи по поводу какого-нибудь человека, книги, фильма, спектакля или события, а потом увидишь, прочитаешь, разберешься — и разочаруешься. Но я очень рассчитывал на интеллигентность и вызванное, несхожим жизненным опытом различие в критериях оценок моих дам, которые и должны были обеспечить необходимую мне объективность их суммарного мнения, и не ошибся. К моему возвращению Таня была готова к тому, чтобы наши отношения развивались так, как будто мы были давно и близко знакомы.

Я не проявлял никакого интереса ни к ее биографии, которая была мне хорошо известна, ни к легенде, под которой она выступала в санатории, выдавая себя за сотрудницу бюро переводов одного министерства оборонного профиля, о чем мне сразу же поведала вдова академика, то есть не делал тех тривиальных глупостей, которые сразу настораживают не только профессионалов, но и не имеющих никакого отношения к секретным службам людей, когда к ним лезут в душу. Наверное, поэтому между нами быстро установились ровные и дружеские отношения, которые приводили в умиление моих дам.

Правда, актриса в какой-то момент, как мне показалось, приревновала меня к Тане, но не как к сопернице, отбивающей у нее мужчину, а как к объекту, на который теперь будет отвлекаться часть моего внимания, поскольку она привыкла, чтобы все внимание окружающих ее мужчин было обращено только на нее. Но я учитывал особенности ее характера и старался вести себя так, чтобы в нашем дружном застольном коллективе не возникало разногласий.

Так прошла примерно неделя.

День мы проводили на пляже, вечером ходили в кино, сидели в баре, танцевали. Таня плавала неважно, вода явно была не ее стихия, и я, не скрою, откровенно пижонил перед ней, демонстрируя различные стили плавания или проныривая под водой от одного волнореза до другого, а между ними, как-никак, было около восьмидесяти метров.

Однажды вечером мы, как обычно, посидели в баре, потом поднялись в танцевальный зал, где под звуки местного музыкального ансамбля я по очереди танцевал с каждой из своих дам либо мы становились в круг все вместе, чтобы попрыгать в каком-нибудь групповом танце.

Наплясавшись до упаду, многие отдыхающие по установившейся традиции пошли купаться, тем более что для этого надо было всего лишь переодеться, взять полотенце и спуститься на пляж.

К вечеру поднялась небольшая волна, и мне пришлось плавать рядом с Таней, страхуя ее от возможных неприятностей. Волнение быстро усиливалось, многие отдыхающие сочли за лучшее не искушать судьбу и поплыли к берегу. Когда мы с Таней наконец вышли из воды, берег был совершенно пуст, и только у расположенного на цокольном этаже московского телефона-автомата толпились отдыхающие.

Я любезно подал Тане полотенце, как делал это при каждом вечернем купании, и, пока она, повернувшись ко мне спиной, вытиралась, наблюдал за ее грациозными движениями, как делал много раз до этого вечера. Но раньше эти достаточно эротические сцены при лунном свете заканчивались без каких-либо последствий, а тут я вдруг, повинуясь непреодолимому влечению, подошел к ней сзади, осторожно обнял за плечи и уткнулся в ее мокрые волосы.

Конечно, в этот момент мне и в голову не пришло, что я нарушаю указания своего руководства! Раскаяние пришло несколько позже.

Таня затихла в моих объятиях, и мы молча простояли так около минуты, слушая, как волны накатываются на берег.

Потом я отпустил ее, мы так же молча оделись и ушли в корпус. В лифте и коридоре, пока я провожал ее до дверей палаты, мы тоже молчали. Меня одолевали угрызения совести за мой порыв, я ощущал определенную неловкость, не так чтобы очень, но все же, и обдумывал, как бы потактичнее выйти из этого, как мне казалось, довольно деликатного положения.

Возле ее палаты мы остановились, и только я собрался что-то промямлить в свое оправдание, как Таня вдруг спросила:

— У твоего соседа завтра есть процедуры?

Моим соседом по палате был сотрудник Министерства внешней торговли. Недавно он вынужден был досрочно вернуться из загранкомандировки, потому что попал в автоаварию. Ему прописали массу всевозможных процедур, и назавтра, насколько я помнил, ему предстояла вытяжка и еще какие-то мучения.