Автограф президента

Примерно года через полтора после того, как я приехал в страну и продолжил работу с шефом «инициативной бригады», он по моей просьбе завербовал от имени своей контрразведки ночного сторожа, охранявшего виллу, на которой проживал резидент американской разведки. Впрочем, «завербовал» — это слишком громко сказано. Контрразведка обычно не очень-то церемонилась с местными гражданами, и эта «вербовка» выглядела довольно просто: сторожа аккуратненько взяли, когда он возвращался домой после ночного дежурства, доставили в контрразведку, и шеф «инициативной бригады» под страхом жестокой расправы над ним и его родственниками обязал его регулярно информировать обо всем, что происходит на вилле американца. Я поручил это дело бригадиру не потому, что мне было лень самому им заняться или меня смущала разница в социальном положении дипломата и ночного сторожа, а потому что бригадиру было намного сподручнее завербовать, а главное, встречаться с этим самым сторожем, да и платить ему было совсем не обязательно, достаточно было того, что он дрожал от одного слова «контрразведка». К тому же в этой бывшей французской колонии французы всеми силами стремились не допустить усиления позиций американцев, в связи с чем французско-американские противоречия расцвели махровым цветом, и не использовать их в наших интересах было бы просто неразумно.

И вот однажды сторож проинформировал бригадира о том, что резидент разрешил ему сегодня вечером не выходить на работу, так как у него будут гости, которые намереваются остаться до утра. Бригадир вполне резонно усомнился в том, что американец, известный своей склонностью к мистификациям, сказал сторожу правду, и приказал ему выйти на дежурство, но не торчать, как обычно, возле виллы, а скрытно понаблюдать, кто будет у американца в гостях.

Сторож так и сделал, тем более что с его цветом кожи раствориться в сумраке субтропической ночи было проще простого.

На следующий день сторож доложил, что никаких гостей у американца не было, а около девяти часов вечера его виллу посетил какой-то европеец, который пробыл там около двух часов. Выйдя от американца, европеец пешком проследовал на соседнюю улицу, сел в оставленную там автомашину и уехал.

Бригадир сообщил мне номер автомашины, и я, честно говоря, поначалу даже усомнился в достоверности этой информации: эта автомашина была мне хорошо известна и устанавливать ее владельца по картотеке дорожной полиции, что намеревался сделать бригадир, не было никакой необходимости, потому что на ней ездил советский гражданин Лыков, тоже мне хорошо известный из-за своего сволочного характера и массы всяких мелких, но запоминающихся инцидентов, которые произошли с ним за неполный год его пребывания в стране.

Был он геологом по профессии, в свое время защитил кандидатскую диссертацию, потом начал работать над докторской, но тут волею судьбы его забросило в советскую геологическую экспедицию, копавшуюся в недрах одной африканской страны, и этот жизненный поворот сыграл с ним злую шутку.

Убедившись во всех прелестях пребывания за границей, вернее, даже не самого пребывания, а тех материальных благ, которые оно предоставляет малообеспеченным кандидатам и даже докторам наук, Лыков решил посвятить себя работе вдали от своей страны, несмотря на то что ее недра тоже ждали еще своих исследователей. Но за находки в недрах других стран платили намного больше, и для Лыкова это было главным.

Вернувшись в Москву, он развил бурную деятельность, главными аргументами в которой, как потом выяснилось, были подарки и прочие подношения различным высокопоставленным чиновникам тех ведомств, которые занимались командированием специалистов за границу, и уже через год получил направление в бывшую французскую колонию в качестве эксперта ООН.

Характер у него, как я уже отметил, был самый что ни на есть сволочной, и инциденты стали возникать один за другим чуть не с первого дня, поскольку жил он совершенно обособленно от остальной советской колонии и все рабочее и нерабочее время проводил в милом его сердцу иностранном окружении.

Так что ночной визит был закономерным итогом его поведения и навел нас на вполне определенные размышления, потому что о своей дружбе с американским резидентом Лыков никого в известность не поставил, и разрешения на это не получил.

Да к тому же и обстоятельства этой встречи не оставляли никаких сомнений в том, что она носила обусловленный и конспиративный характер.

Самым разумным в этой ситуации было, конечно, под благовидным предлогом отправить Лыкова в Союз и там спокойненько во всем разобраться. Именно такое указание мы и получили из Центра. И в этом указании был резон, потому что разбираться в поступках человека, подозреваемого в шпионаже, в условиях заграницы не только сложно, но и, как говорится, чревато: малейшая ошибка, малейший просчет — и человек уходит к тем, кто наставил его на путь предательства.