Автограф президента

Проверка Рольфа явилась самым сложным из подобных мероприятий, которые мне пока доводилось проводить. После шлифовки, которую осуществил Скворцов, получилось «фирменное блюдо», которое, как нам казалось, не стыдно было предъявить на дегустацию местным контрразведчикам, а также их американским коллегам, если они того пожелают.

Давно прошли те времена, когда в разведку ходили в одиночку. Сейчас любое серьезное мероприятие готовят и проводят множество людей, причем каждый задействованный в нем сотрудник знает ровно столько, сколько ему необходимо знать, исходя из степени его участия.

И тем не менее ведущая роль остается за тем, кто непосредственно входит в прямое соприкосновение с объектом, в отношении которого проводится мероприятие. Это как в завершающем виде программы современного пятиборья — легкоатлетическом кроссе, где каждый участник даже командного турнира стартует в одиночку с интервалом в одну минуту и при ровном составе участников может так и пробежать в одиночку всю дистанцию, потому что его не сумеет догнать тот, кто стартовал следом, но и он не догонит того, кто стартовал перед ним.

И тут уж ему никто не поможет, он будет один на один с четырехкилометровой дистанцией кросса, со всеми ее подъемами и спусками, когда ноги наливаются свинцом и становятся негнущимися и словно чужими, когда каждый метр превращается в муку, против которой протестует все тело, каждая мышца, когда темнеет в глазах от напряжения и усталости и пот, соленый, с привкусом меди пот заливает глаза!

Это очень трудно — бежать всю дистанцию в одиночку и подстегивать себя: «Вперед, терпи, осталось совсем немного, быстрее, быстрее вперед!» В нормальном легкоатлетическом забеге, когда рядом бегут соперники, которых тебе надо обогнать, бежать намного легче, на миру, как говорится, и смерть красна, но у пятиборцев кросс — соревнование особое, и я даже тренировался всегда в одиночку, чтобы привыкнуть к этому одиночеству, научиться терпеть и подхлестывать самого себя.

Я не случайно использую подобное сравнение. Когда мне требуется смоделировать свое поведение в той или иной ситуации, я обращаюсь к своему спортивному прошлому и почти всегда нахожу в нем соответствующие аналогии. Вот и перед очередной встречей с Рольфом, на которой планировалось осуществить проверочное мероприятие, я настраивал себя так, как будто это было ответственное соревнование, в котором мне предстояло сойтись с соперником один на один…

Как только Рольф сел ко мне в машину, я сразу предупредил его, что мы сегодня должны уложиться в пятнадцать — двадцать минут, так как мне надо обязательно успеть еще в одно место и опаздывать я никак не могу. Двадцати минут было вполне достаточно, поскольку мне приходилось иметь дело с профессионалом, и не было никакой нужды тратить драгоценное время на обсуждение всевозможных технических и организационных вопросов, в которых Рольф и сам хорошо ориентировался. Получить информацию и дать новое задание — вот и все, что требовалось от меня на личной встрече.

Но надо же было такому случиться, что именно в этот раз у Рольфа было много интересной информации, и, несмотря на очень динамичный характер ее обсуждения, встреча грозила затянуться.

Сначала мы обсудили текущую информацию о деятельности местной контрразведки, и, пока я уточнял некоторые детали, прошло минут десять. Затем Рольф рассказал, как идет работа по изучению Димы Колчина, и отметил, что в последнее время журналист стал вести себя очень осмотрительно, и поэтому заслуживающих внимания материалов на него практически не поступает. С моей стороны было вполне естественно поинтересоваться, не возникли ли у контрразведки подозрения, что Колчин кем-то предупрежден о необходимости проявлять определенную осторожность в своей журналистской деятельности, так как подобные подозрения могли отразиться на безопасности Рольфа.

Пока обсуждали этот вопрос, прошло еще минут шесть-семь. Лимит времени, отпущенный на эту встречу, истекал, а тут Рольф перешел к информации на Авдеева. Он сообщил, что несколько дней назад начальник «русского отдела» направил его с какими-то бумагами к заместителю начальника Управления национальной безопасности Эрику Бодену, и когда он передавал их, то обратил внимание, что на его столе лежит фотография, а на ней запечатлены Боден и Авдеев. Где происходила их беседа, понять было невозможно, и не только потому, что у него не было времени, чтобы как следует рассмотреть эту фотографию (с его стороны это было бы неосторожно), а еще потому, что интерьер был ему совершенно незнаком. Это мог быть комиссариат полиции или какое-то другое место.

Такое важное сообщение я не мог оставить без внимания.

— Вы не ошиблись? — спросил я. — Это действительно был Авдеев?