Автономность

Зона не смогла остановить десятки беспилотников, которые уносили ее препараты, но Джек и семь других «таблеток» были арестованы по обвинению в краже и порче имущества. Их прозвали «Восьмерка из Галифакса», и их арест в мельчайших подробностях освещали борцы за реформу патентной системы, но никто кроме них.

Затем из Федерации стали поступать истории о детях, которых спасли с помощью этих препаратов. Внезапно «Восьмерка» попала во все крупные новостные ленты, а Джек прозвали «Робин Гуд антипатентного движения».

Криш приходил на заседания суда в обычной разношерстной компании из сторонников реформ и ученых-радикалов. В суде они были лишены транслирующей техники и поэтому писали заметки в дурацких блокнотах, а в перерывах выбегали, чтобы загрузить информацию в сеть и опубликовать. Джек ощущала в себе праведный гнев – до тех пор, пока прокурор не стал настаивать на обвинении в преступном сговоре. Если «Восьмерку из Галифакса» признали виновными в сговоре, то они могли отправиться за решетку. И если учесть, что богатство Галифакса в основном было связано с «фармой», то присяжные, возможно, собирались примерно наказать радикальных противников патентной системы, уничтожающих частную собственность.

Именно так они и были настроены. После очень короткого обсуждения присяжные признали группу виновной в сговоре с целью совершить кражу, а также в незаконном проникновении в чужие владения. Джек, как главарь, получила от судьи три месяца тюрьмы. Другим заговорщикам он дал по неделе каждому плюс компенсацию ущерба.

Суд запретил ей пользоваться сетью и письменными материалами, поэтому у Джек оказалось вдоволь времени, чтобы запомнить каждую трещину в краске рядом с ее койкой и чтобы следить за изгибами люминесцентных проводов на потолке снова и снова. У нее было время подумать о том, что произойдет или не произойдет дальше.

И у нее было время наблюдать за бурными эпизодами расщепления личности у ее сокамерницы Молли. Молли сидела за серию мелких потасовок, связанных с не поддающимся лечению маниакально-депрессивным синдромом. Когда она была в норме, то не давала Джек скучать, развлекая ее историями о бесконечной веренице сексуальных любовников в Квебеке, ставшем фоном для сексуальной мелодрамы. Но когда у Молли началась мания, она решила, что Джек – шпионка, которую нужно остановить любой ценой.

Шкаф с разными видами клея и решетка для выращивания тканей в тюремной больнице стали для Джек такими же знакомыми, как и контуры ее кровати. В конце концов Молли сломала Джек таз в двух местах, и она провела тихую неделю на койке, в одной палате с мужчиной, подключенным к аппарату ИВЛ.

Джек подозревала, что совет директоров тюрьмы, которую частично финансировал фармацевтический гигант «Смаксо», намеренно дал ей в сокамерницы Молли, чтобы та ее избивала. Но доказательств у Джек не было. Когда Криш навестил ее, она попросила Криша расследовать это происшествие, но он просто покачал головой, не глядя ей в глаза.

В конце концов Криш признался, что закрыл «Желчные таблетки». Он боялся, что сайт уже недостаточно анонимен и если его сохранить, то еще больше ученых погубит свою карьеру. Они выбрали неправильный путь, сказал он. Есть другие методы реформирования патентной системы, менее конфронтационные. Богатый фонд, связанный с борьбой за права человека, выделил ему огромный грант, который позволит создать качественную альтернативу дорогим патентованным препаратам, и Криш не хотел потерять свою лабораторию сейчас, когда получил деньги и мог нанять еще больше сотрудников. Он даже оставит место для Джек – под намеренно скромным названием «младший научный сотрудник».

Сидя в комнате для свиданий, где в воздухе периодически поблескивали пылинки-наблюдатели, Джек не могла схватить Криша за плечи и прокричать ему о том, что она чувствует. Она молча встала и вернулась в больницу, хотя свидание заканчивалось только через час. Как он мог принять это решение без нее? Она не хотела быть всего лишь строкой в бюджете лаборатории Криша. Без «Желчных таблеток» у нее не было идентичности, не было сообщества товарищей. Джек улеглась на узкую больничную койку, свернулась в клубок и заплакала. Вытирая кулаками слезы, она поняла, что у нее нет будущего – по крайней мере такого, на которое она рассчитывала.

Во время последующих визитов она пыталась объяснить это Кришу, но ее способности к риторике притупили болеутоляющие «Смаксо». Он так много думал о том, как важен для него этот грант, что не мог понять, как важны для нее «Желчные таблетки».

И поэтому следующие два месяца она вспоминала запах Саскачевана летом, ощущения, возникающие посреди огромной прерии, когда вокруг тебя лишь растения, машины и сельскохозяйственные кооперативы. Именно в таком месте она впервые полюбила мысль о преобразовании жизни. Во сне – а иногда и наяву – она видела, как стены тюрьмы превращаются в крошечные желтые цветы рапса, и в уме пересчитывала все его свойства, которые наука довела до совершенства путем манипуляций с геномом.