Читаем Автопортрет с устрицей в кармане полностью

– Да, – сказал инспектор. – Но однажды (повторяю, это лишь мои предположения) он произнес подряд несколько фраз покойного сэра Джона, которые проливали свет на судьбу и местоположение индийского наследства. С этого мгновения Танкред был обречен, а мистер Годфри испытал новое вдохновение. Наконец он утвердился в мысли, что сокровища должны быть в чулане – или же в каком-то тайном помещении, в которое есть вход из чулана – того самого чулана, который, как я понимаю, долгие годы заброшен и задвинут шкафом. Кто-нибудь видел его открытым?

– Я – нет, – сказала Джейн. – Ни разу.

– И я нет, – сказала мисс Робертсон.

– Нет, никогда, – сказал викарий.

– Так вот, мистер Годфри собирался туда наведаться, – сказал инспектор. – Полагаю, его останавливали очевидные затруднения. Нельзя же обыскать этот чулан так, чтобы никто этого не заметил. Можно, конечно, попробовать ночью, да искать впотьмах неудобно, и потом, всегда есть опасность, что кто-нибудь придет на шум и спросит, что здесь творится; к тому же и шкаф без посторонней помощи не отодвинуть. А чтобы делать все это днем, нужен хороший предлог; и вдруг там на самом виду окажется что-нибудь ценное, а кругом люди ходят.

За дверью что-то покатилось, и задыхающийся голос мистера Годфри произнес:

– Вот она! Наконец-то! Видимо, она вывалилась из кармана, когда я… когда я сюда заходил.

– Мистер Годфри, – невозмутимо продолжал инспектор, – не один день бился над сочинением этого предлога и продолжал думать о нем в тот момент, когда он спустился вниз и мисс Меррей, занимавшаяся своей выставкой, сообщила ему о намерении открыть чулан и спросила, не поможет ли он ей со шкафом.

– Откуда вы знаете, что он не один день бился и еще продолжал? – спросила Джейн.

– Иначе слова мисс Меррей не вызвали бы в нем такого неописуемого раздражения, – сказал инспектор. – Конечно, он никак не мог допустить, чтобы кто-нибудь другой открыл чулан и начал там копаться, – в тот момент, когда он сам после столь долгих безмолвных трудов был в шаге от блистательной удачи. Но если бы он подумал хоть минуту – повторил бы в уме алфавит, как говорится, – он нашел бы сотню способов отговорить мисс Меррей от этого намерения, причем так, что она ничего бы не заподозрила. Но в нем вскипела желчь. Он видел угрозу всем своим замыслам и был взбешен тем, что люди от большого простодушия хотят сделать то, над чем тщетно билась его изобретательность. Он схватил со стола, что попалось под руку, и ударил мисс Меррей по виску. Полагаю, он никак не хотел этого и уже через минуту раскаивался в том, что сделал. Но мисс Меррей была мертва, и этого не поправить, а у мистера Годфри были свои планы и чулан, куда нельзя было никого пускать.

– Так вот почему он отказался лезть туда за медалью! – сказала Джейн, глубоко потрясенная.

– Извините?..

– Нет, ничего… Но ради чего все это? Мистер Годфри, зачем вам деньги? – укоризненно спросила она.

– Надеюсь, я не оскорблю мистера Годфри, если отвечу за него, – сказал инспектор. – У него были большие замыслы и шаткое положение. Как я понимаю, сэр Генри не унаследовал приязни к нему; их отношения довольно натянутые, и нельзя поручиться, что это гостеприимство длилось бы вечно. Между тем мистер Годфри возлагал надежды на серьезные археологические работы в Бэкинфорде и окрестностях. Это, собственно говоря, его главная мечта, высокое честолюбие. Конечно, ему нужны были деньги.

– Но вы ведь не сразу все это поняли, да?

– Я думал, что причиной всему может быть завещание сэра Джона. Считается, что большинство убийств совершается из-за денег, а единственные деньги в Эннингли-Холле, заслуживающие преступления, – это наследство, оставленное сэром Джоном. В рассказе Эдвардса о том, как оно было составлено и заверено, были некоторые подробности, могущие вызвать подозрение, если ты предрасположен его испытывать. То, что Энни говорила человеку в черном насчет «старых хозяев», казалось подтверждением этой мысли, а смерть Энни усилила это подозрение. Потому я тратил время на поиски этого загадочного человека, подозревая, однако, что где-то поблизости находится и молодой наследник, ибо все, что я о нем знал, свидетельствовало, что важные дела он предпочитает совершать сам, а не поручать другому.

– Вы подозревали Генри? – удивленно спросила Джейн.

– Если вы примете версию, что дело в подлоге завещания, – сказал инспектор, – вы поймете, что сэр Генри делается главным подозреваемым. Поэтому я навел справки о том, где он сейчас. Но когда оказалось, что достоверные свидетели видели его в саванне и что не далее как позавчера он застрелил большого носорога той породы, что называется бореле…

– Бореле – это носорог? – разочарованно спросила мисс Робертсон.

– Да, черный носорог, у которого передний рог достигает, кажется, дюймов двадцати в длину. А что?

– Нет, ничего особенного… А вы не знаете, как этот носорог относится к местным жителям?

Перейти на страницу:

Все книги серии Русский Декамерон. Премиальный роман

Автопортрет с устрицей в кармане
Автопортрет с устрицей в кармане

Роман филолога Романа Шмаракова – образец тонкой литературной игры, в которой читателю предлагается сразу несколько ролей; помимо традиционной, в которой нужно следить за развитием сюжета и красотами стиля и языка, это роли проницательного детектива (ведь всякое убийство должно быть раскрыто), ценителя тонкого английского юмора (а кто не любит Дживса и Вустера?), любителя историй из «Декамерона» Боккаччо и «Страдающего Средневековья», символики барочной живописи и аллегорий. В переплетении сюжетных линий и «плетении словес» угадывается большее, чем просто роман, – роман постмодернистский, многослойный, где каждый может вычитать свое и где есть место многому: «героическим деяниям» предков, столкновениям мифотворцев и мифоборцев, спиритическим сеансам и перебранке вызванных с того света духов.

Роман Львович Шмараков

Современная русская и зарубежная проза / Современная проза / Проза
Театральная сказка
Театральная сказка

Игорь Малышев запомнился многим маленьким романом, «Лис» – очаровательной прозой, впитавшей в себя влияние Маркеса и Гоголя, читающейся, с одной стороны, как сказка о маленьком лесном бесе, а с другой – как реальная история.Новый роман Малышева тоже балансирует на грани между городской сказкой и былью: в центре повествования судьбы двух подростков – Мыша и Ветки, оказавшихся актёрами таинственного театра на Раушской набережной Москвы-реки.В этом театре пересекаются пространства и времена, реальность столичных улиц перетекает во вселенную вымысла, памятники людским порокам, установленные на Болотной площади, встречаются с легендами Древней Греции.Вы встретите здесь Диониса, окружённого толпой вакханок и фавнов, ледяных ныряльщиков, плавящих лёд своими телами, и удивительного Гнома, который когда-то был человеком, но пожертвовал жизнью ради любимой…Эта история напомнит вам «Фавна» Гильермо дель Торо, «Воображаемого друга» Стивена Чобски и, конечно же, «Ромео и Джульетту» Шекспира. Потому что история, в которой нет любви, – не история.

Игорь Александрович Малышев

Фантастика / Городское фэнтези / Фэнтези
Красная точка
Красная точка

Действие романа разворачивается весной 1983 года, во времена, сильно напоминающие наши… Облавы в кинотеатрах, шпиономания, военный психоз.«Контроль при Андропове ужесточился не только в быту, но и в идеологической сфере. В школе, на уроках истории и политинформациях, постоянно тыкали в лицо какой-то там контрпропагандой, требовавшей действенности и сплоченности».Подростки-восьмиклассники, лишенные и убеждений, и авторитетных учителей, и доверительных отношений с родителями, пытаются самостоятельно понять, что такое они сами и что вокруг них происходит…Дмитрий Бавильский – русский писатель, литературовед, литературный и музыкальный критик, журналист. Один из самых интересных и еще не разгаданных, жанрово многообразных современных прозаиков. Работает на стыке серьезной литературы и беллетристики, его романы динамичны и увлекательны. Сюжетное повествование часто соединяется с эссеистикой.

Дмитрий Владимирович Бавильский , Ульвия Гасанзаде

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Пароход Бабелон
Пароход Бабелон

Последние майские дни 1936 года, разгар репрессий. Офицерский заговор против Чопура (Сталина) и советско-польская война (1919–1921), события которой проходят через весь роман.Троцкист Ефим Милькин бежит от чекистов в Баку с помощью бывшей гражданской жены, актрисы и кинорежиссера Маргариты Барской. В городе ветров случайно встречает московского друга, корреспондента газеты «Правда», который тоже скрывается в Баку. Друг приглашает Ефима к себе на субботнюю трапезу, и тот влюбляется в его младшую сестру. Застолье незаметно переходит на балкон дома 20/67, угол Второй Параллельной. Всю ночь Ефим рассказывает молодым людям историю из жизни полкового комиссара Ефимыча.Удастся ли талантливому литератору и кинодраматургу, в прошлом красному командиру, избежать преследования чекистов и дописать роман или предатель, которого Ефиму долгие годы не удается вычислить, уже вышел на его след?«Пароход Бабелон» – это сплав из семейных хроник и исторического детектива с политической подоплекой, в котором трудно отличить вымысел от правды, исторический факт от фантазии автора. Судьбы героев романа похожи на судьбы многих наших соотечественников, оказавшихся на символическом пароходе «Бабелон» в первой половине XX века.

Афанасий Исаакович Мамедов , Афанасий Мамедов

Детективы / Современная русская и зарубежная проза / Исторические детективы

Похожие книги

Рыбья кровь
Рыбья кровь

VIII век. Верховья Дона, глухая деревня в непроходимых лесах. Юный Дарник по прозвищу Рыбья Кровь больше всего на свете хочет путешествовать. В те времена такое могли себе позволить только купцы и воины.Покинув родную землянку, Дарник отправляется в большую жизнь. По пути вокруг него собирается целая ватага таких же предприимчивых, мечтающих о воинской славе парней. Закаляясь в схватках с многочисленными противниками, где доблестью, а где хитростью покоряя города и племена, она превращается в небольшое войско, а Дарник – в настоящего воеводу, не знающего поражений и мечтающего о собственном княжестве…

Борис Сенега , Евгений Иванович Таганов , Евгений Рубаев , Евгений Таганов , Франсуаза Саган

Фантастика / Проза / Современная русская и зарубежная проза / Альтернативная история / Попаданцы / Современная проза
Судьба. Книга 1
Судьба. Книга 1

Роман «Судьба» Хидыра Дерьяева — популярнейшее произведение туркменской советской литературы. Писатель замыслил широкое эпическое полотно из жизни своего народа, которое должно вобрать в себя множество эпизодов, событий, людских судеб, сложных, трагических, противоречивых, и показать путь трудящихся в революцию. Предлагаемая вниманию читателей книга — лишь зачин, начало будущей эпопеи, но тем не менее это цельное и законченное произведение. Это — первая встреча автора с русским читателем, хотя и Хидыр Дерьяев — старейший туркменский писатель, а книга его — первый роман в туркменской реалистической прозе. «Судьба» — взволнованный рассказ о давних событиях, о дореволюционном ауле, о людях, населяющих его, разных, не похожих друг на друга. Рассказы о судьбах героев романа вырастают в сложное, многоплановое повествование о судьбе целого народа.

Хидыр Дерьяев

Проза / Роман, повесть / Советская классическая проза / Роман
Чудодей
Чудодей

В романе в хронологической последовательности изложена непростая история жизни, история становления характера и идейно-политического мировоззрения главного героя Станислауса Бюднера, образ которого имеет выразительное автобиографическое звучание.В первом томе, события которого разворачиваются в период с 1909 по 1943 г., автор знакомит читателя с главным героем, сыном безземельного крестьянина Станислаусом Бюднером, которого земляки за его удивительный дар наблюдательности называли чудодеем. Биография Станислауса типична для обычного немца тех лет. В поисках смысла жизни он сменяет много профессий, принимает участие в войне, но социальные и политические лозунги фашистской Германии приводят его к разочарованию в ценностях, которые ему пытается навязать государство. В 1943 г. он дезертирует из фашистской армии и скрывается в одном из греческих монастырей.Во втором томе романа жизни героя прослеживается с 1946 по 1949 г., когда Станислаус старается найти свое место в мире тех социальных, экономических и политических изменений, которые переживала Германия в первые послевоенные годы. Постепенно герой склоняется к ценностям социалистической идеологии, сближается с рабочим классом, параллельно подвергает испытанию свои силы в литературе.В третьем томе, события которого охватывают первую половину 50-х годов, Станислаус обрисован как зрелый писатель, обогащенный непростым опытом жизни и признанный у себя на родине.Приведенный здесь перевод первого тома публиковался по частям в сборниках Е. Вильмонт из серии «Былое и дуры».

Екатерина Николаевна Вильмонт , Эрвин Штриттматтер

Проза / Классическая проза