Автор Исландии

У нее было время вспомнить все это, пока я медленно приближался к ней. Так долго, робея, я шел через танцпол к самой сцене. Я чувствовал себя как человек, у которого в сердце мышь. И все же я шел к ней. Я быстро заглянул в глаза вокалисту на сцене, и он слегка улыбнулся мне во время пения: «Ведь ласковый свет карих глаз твоих, красивых и мягких, меня пленил…». Никогда в жизни мне не было так паршиво. Я проплыл между сценой и танцполом, и выражение лица у меня было как у отца, только что изнасиловавшего собственную дочь… Она посмотрела на меня: взгляд был тяжелый. Я громко спросил ее: «Что… Что нового слышно о Турид?» Она посмотрела на меня так, будто мое имя – Хроульв.

Нам даны девять жизней, но лишь одна фраза, которую мы произносим. То же самое я говорил девушке в «Волне» в 1933 году: «Что нового слышно о Гвюдрид?» Та девушка с севера жила на улице Бергстадастрайти у Гвюдрид Тороддсен. Нам даны девять жизней, а биография только одна. А любовь сделала меня неспособным выдумать что-нибудь оригинальное.

– Да все отлично, – ответили обе девушки.

Откуда у четырнадцатилетней такая беспощадность при ответах? Мне пришлось уйти. Мне снова стало 22 года, и весь мой жизненный опыт куда-то улетучился. При таком ответе все было вовсе не отлично. Я бы ни за что на том или этом свете не смог выжать из нее другую фразу. Она отбила меня взглядом своих глаз – этих маленьких темных капелек, вобравших в себя все, что они видели на своем веку. Тебе же не хотелось замутить эти чистые источники видом своего лица, которое было настолько бледным, что изменило бы их цвет, как меняет цвет кофе добавленная в него капля молока.

И как нам вообще в голову взбрело, что женщины интересуются мужчинами?

Я зашел в туалет и допил бутылку из левого кармана. Непонятный житель Западных фьордов мочился в раковину и смотрел на меня в зеркале. Окончив свое дело, он схватил меня за плечи: он был наитвердейшим образом уверен, что я не кто иной, как брат его сводного брата, Хаульвдауна из Бильдюдаля. Он немного напоминал морскую птицу, как многие жители Западных фьордов, взмокший, пучеглазый, губы опухли от пересоленных поцелуев: он перецеловал семьсот ундин и пропах тремя рыболовными сезонами.

В тот вечер Эйвис была женщиной всех времен. В одном маленьком семечке помещается информация, которой хватит на целое дерево. Она знала, что ей делать. Она просто выжидала. И вместе с Синим платьем жевала жвачку. Шестеро молодых парней подходили к ней, чтоб пригласить ее на танец, но для такого дела они показались ей чересчур юными. Седьмой удовольствовался Синим платьем. Эйвис осталась за столом одна и пристально следила за танцполом, как кошка за клеткой с птицами. Гремел танец. «Хей Мамбо-о-о!»

Наконец я высвободился из объятий западнофьордского громилы, но, выйдя из туалета, неожиданно попал в другой зал. Сперва я этого не понял, но вокалист пел на русском или польском, а у публики была весьма славянская внешность. Помещение стало квадратным, а женщины – конусообразными. Выпивали здесь даже больше, чем во Фьёрде. Я поспешил ретироваться обратно в туалет, вышел через другие двери и попал на сельские танцы в Норвегии: у музыкантов красные шапки с кистью, стены бревенчатые, и никто не был заметно пьян, пожалуй, кроме разве что двоих фарерцев в сторонке у стены. Стало быть, меня – столько лет спустя! – все-таки перевели на норвежский язык. Ах, вот как… Малорослый деревенский мужик с шеей, поросшей бородой, одетый в свитер с вышивкой «хардангер», вежливо указал мне, что у меня развязался галстук. На то, чтоб понять, что он говорит, у меня ушло минуты три. А он тем временем заметил бутылку у меня во внутреннем кармане, и выражение лица у него стало таким, словно он вдруг узрел другой мир.

Я опять поспешил в туалет и обрадовался при виде моего западнофьордовца. Сейчас он заграбастал седоволосого юношу и рассказывал ему о Хаульвдауне из Бильдюдаля. «У него семеро сводных братьев, только мне они не братья. Ну, смотри. Он единственный их брат, который брат мне. Понял?» Я улучил момент влить в себя половину содержимого бутылки и убрал ее обратно во внутренний карман. Западнофьордовец замолк и посмотрел на меня. Седоволосый воспользовался этим, чтоб хоть немного высвободиться из его объятий. Я от души рыгнул и помахал им на прощание рукой.