Лучшего жеребца Аусмюндастадира звали Слепец. Самый знаменитый конь в Широкой долине, самая мощная сила природы, которую когда-либо встречали тамошние лошадники. Блестяще-черный. Его почти невозможно было удержать в помещении, он был сам себе опасен: похоть на время ослепляла его, он сбивал засовы и обрушивал целые фасады на землю. Однажды он выбежал во двор, а на шее у него болталась целая калитка, словно арестантская колодка. Хроульв умел усмирять его, говорил: «Писька-писька-пись». Каким-то невероятным образом это явно оказывало на того сексуального маньяка успокаивающее действие, он переставал бить копытом в стойле и, призадумавшись, смотрел на этого малолетнего похабника, который шептал, как молитву, что-то такое успокоительно-удовлетворяющее: «Ну, ну, Слепец, тихо… Писька-писька-пись…» В конце концов между этими несхожими приятелями установилась особая дружба, и Слепец всегда успокаивался, завидев издалека рыжую шевелюру.
Аусмюндарстадир был крайним населенным хутором в Широкой долине, и проезжая дорога в Округ пролегала мимо двора. И на ней витал запах разных кобыл. Однажды Слепец вскочил на кобылу, на которой путник въезжал во двор, и сломал всаднику тазовые кости. По этой причине Слепец прославился больше других жеребцов Исландии. Про него напечатали в газете «Исафольд»: «Вскочил на кобылу с всадником». Аусмюнд начал зарабатывать на нем. А такое в те времена было редкостью.
Перед слетом лошадников в Стадарборге фермер договорился поставить хозяину одной кобылы ящик французского корабельного вина за то, что жеребец выпустит в нее свой «патрон». Сие действо было разрекламировано как одно из главных событий слета и было назначено на вечер субботы на полянке перед вновь отстроенным домом собраний. Все напились. Жеребца держали в загородке неподалеку, и он отлично знал, что ему предстоит, стал совсем неуправляемым от вожделения. Чтобы удерживать его в загородке, потребовалось семеро человек. С удил капала пена. Из глаз слезы. У него отключились все органы чувств, кроме двух: того, что в ноздрях, и того, что в паху. Его «инструмент» буквально задевал ему передние ноги, когда его вывели из загородки к дому собраний. Слепца приветствовали словно чемпиона мира – когда его завели за угол, вывели на поляну, к толпе, окружившей полукольцом помост для танцев и пространство вокруг него. «Ну, сейчас нам будет такой скуеспиль![99]
Прямо hel kærlighedsakt![100]» – раздался голос малорослого остряка из Дьюпавога, который подал своей молчаливой матери зеленую бутылку бреннивина, попутно улыбнувшись своему приятелю, французоволосому рыбаку-мелкосуденышнику. «Erotic show», – басом сказал долговязый, стоявший на помосте, судя по его лицу, в жизни хорошо поплававший и, по всем признакам, явно носящий имя Харальд. «А копье-то где?» – орала толстая визгливая баба в дрянной кофте. Хроульв посмотрел на нее.Слепец обрел зрение. «Копье» взметнулось вверх.
Посреди поля держали гнедую кобылу. Еще двое человек держали жеребца, подводили его к ней. Толстая визгливая баба все смеялась. Слепец понюхал зад кобыле и наморщил нос, запрокинув голову в сторону людей и оттопырив губы от зубов в порыве бурной радости. «Красивый!» – «Неужели от нее вонь такая противная?» – «Не лучше, чем от твоей Ребекки, Бьяртни!» – «А я не знаю, она давненько хвост не задирала!» – «Ха-ха-ха!» – «Ха-ха-ха!» – «А сейчас он, родимый, вовсе и не слепой!»
Но копья было не видать. Жеребец просто стоял и разинув рот смотрел на людей: он раньше в такие ситуации не попадал. Выражение морды у него было как у человека, который вдруг обнаружил, что потерял все, что имел: целый участок земли, тринадцать работников, жену и шестнадцать детей – все втянулось ему в двенадцатиперстную кишку. Кобыла топнула задней ногой с гулко-глухим земляным звуком, нетерпеливая, недовольная самым знаменитым жеребцом к востоку от Песков.