Авторитет из детдома

Странные чувства поселились в душе Павла. С одной стороны, ему, как и всякому бы другому мужчине на его месте, хотелось обнять Тамару или хотя бы провести рукой по ее волосам, чтобы понять – оттолкнет, не оттолкнет. Ведь обстановка была идеальной для интрижки, а то и для начала более серьезных отношений: полумрак, мастерская, в которой они одни, и небольшая общая тайна, случайно возникшая между ними. Но с другой стороны, он ни на секунду не забывал, что Тома – дочь его начальника. И всякая попытка сблизиться с ней будет похожа на мелкую, гнусную месть подполковнику Гандыбину. Мол, ты со мной так поступил, а я зато твою дочь трахаю!

Именно это мерзкое слово почему-то пришло в голову Анкудову, засело в ней. Оно и разрушило идиллию.

«Да не буду я ее трахать! – подумал Павел и тут же сам себе возразил: – А она, между прочим, ничего тебе и не предлагала. Умерь фантазию, опер самонадеянный».

– Я пошел, – словно не обращался к Тамаре, а сам себе отдавал приказ, произнес Анкудов и вышел из мастерской художницы.

Глава 7

На душе стало совсем погано. Единственно возможное в таких случаях лекарство, которое знал Анкудов, – водка. Могла бы помочь и изнурительная работа, но ведь опера отправили в отпуск, отстранив от всех дел. Выпивать в одиночестве в своей холостяцкой квартире Анкудов не был приучен. Так и спиться недолго. Он завернул в недорогое кафе, где и раньше нередко пропускал законную «сотку» после службы.

За столиком, хоть и пьешь в одиночестве, но все же рядом люди. Слушаешь краем уха чужие разговоры. Понимаешь, что не у одного тебя так плохо в жизни или по службе. Или же, наоборот, радуешься чужим удачам. А захочешь, можешь всегда завести ни к чему не обязывающий разговор с народом за соседним столиком.

Павел вливал в себя одну рюмку за другой, пытаясь погасить горечь обиды. Почти не закусывал и, тем не менее, почти не пьянел. Народу в зале становилось все меньше. Все-таки завтра рабочий день. Особо по сторонам опер не глядел, не было желания ни с кем говорить. Не станешь же рассказывать посторонним о своих проблемах.

Когда в очередной раз Анкудов подошел к стойке и заказал «сотку», бармен опрокинул бутылку над мерным стаканом, нацедил «пятьдесят» и абсолютно неожиданно добавил:

– Больше нет. Всю водку выпили.

– Я, что ли, выпил? – Анкудов даже подумал, что его разыгрывают.

– Нет, я серьезно. Кончилась. Редко, но такое случается. Не привезли вчера новую партию спиртного. Думал, на сегодня хватит. И не угадал.

– Точно? – все еще не верил в реальность подобной ситуации Павел.

– Абсолютно. Могу предложить коньяк, пиво.

– На твой коньяк моей зарплаты не хватит, – усмехнулся Анкудов, рассчитываясь за «полтинник». – И от пива увольте. На понижение градуса я никогда не иду.

– И это правильно, – похвалил бармен.

В конце концов, трагедии не случилось. И так Анкудов собирался остановиться, поэтому какая разница – «сто» или «пятьдесят»?

Он вернулся к своему столику, опрокинул рюмку и почувствовал, что все-таки именно того «полтинника», на который он уже настроился, ему и не хватает. Но что поделаешь?!

И тут к нему торжественно подошел бармен, на подносе он держал пивную кружку, наполненную до краев темно-янтарным напитком.

– Я же говорил, что пива мне не надо, – изумился Анкудов. – К тому же темного я не пью вообще.

– Это не пиво, а хороший коньяк, – таинственно проговорил бармен.

– А почему тогда он в пивном бокале? – недоумевал опер и даже подумал, что перебрал, раз ему такое мерещится. – Зачем ты мне его принес?

– Это вам вон от того господина за угловым столиком, – бармен поставил пивной бокал и сделал жест рукой в сторону мужчины, продолжавшего сидеть к Анкудову спиной.

– Что за черт?

Но бармен уже перекочевал за стойку. Павел поднялся и с бокалом, в котором плескался, судя по запаху, самый настоящий коньяк, двинулся к «благодетелю».

– Дорогой, спасибо за заботу, конечно, но я таких проставонов не люблю.

Мужчина за угловым столиком встал, повернулся и, хитро прищурившись, поглядел на Анкудова. Тот чуть бокал не упустил из рук.

– Колька… Копоть, – признал опер появившегося черт знает откуда после стольких лет отсутствия детдомовского друга.

– А то! – воскликнул тот. – Да погоди обниматься, коньяк разольешь! – всего на секунду Копоть избежал объятий, перехватил бокал, поставил его на стол.

Вот тогда уж друзья детства и обнялись.

– Ты где пропадал? Зачем бармену сказал коньяк в пивной бокал налить?

– А чтобы ты бутылку случаем не взял да с ней и не ушел. Теперь уж со мной выпить придется, это точно.

– Да я и не против…

Опер поднял наполненный до краев бокал и осторожно, чтобы не пролить, прикоснулся к стакану Копотя.

– За встречу! Ух, Колька, как я рад тебя видеть! Сколько лет, сколько зим! – бывшие одноклассники синхронно выпили и, не сговариваясь, закурили.

– Ты закусывай, закусывай давай, а то развезет как манную кашу по столу. – Копоть придвинул к другу блюдо с мясной нарезкой. – Ну и рассказывай: как живешь, чем занимаешься? Жена, дети, теща, дача, долги?