Авторитет из детдома

После очередных безуспешных поисков воровского общака в доме Индуса Грубин и Волчек чувствовали себя измотанными и выжатыми, как лимоны. Нечасто им доводилось работать руками с вечера и до глубокой ночи. Они доломали и разрезали все, что не смогли или поленились разломать или испортить в первый раз. Доски пола с торчащими ржавыми гвоздями топорщились иглами гигантского дикобраза, грунт под ними мелко истыкан острым штырем на предмет зарытого общака. Земляной пол в подвале вскопан, как весенний огород, кирпичная кладка местами разбита ломом, как и перегородки между комнатами. Дом авторитета выглядел словно после бомбежки. Махнув рукой на неудачу с обыском и на царящий везде разгром, напарники решили не разъезжаться по домам, а заночевать тут, в одной из комнат. Посидеть, выпить-закусить, поговорить о жизни. Дома Волчека ждали жена и дети. Но ни мизерная зарплата, ни отсутствие перспективы продвижения по службе не добавляли тепла в их отношения, и полицейский был даже рад, что хотя бы на один вечер будет избавлен от вечных сетований на безденежье. Позвонил только предупредить, что, мол, срочное задержание и домой он сегодня не придет, и в ответ услышал, что он, Волчек, может не приходить вообще никогда, ночевать, с кем ему вздумается, и срочно бежать задерживать всех чертей в аду и сам же в этот ад их отконвоировать. Во время этой тирады полицейский держал мобильник на некотором расстоянии от уха, чтобы не оглохнуть, и болезненно кривил мясистое лицо. Когда же на противоположном конце бросили трубку – с облегчением опустил руку.

– Слыхал, как загнула? Никогда не женись, брат. Ни-ко-гда! Даже если встретишь немую фею-стриптизершу с ногами от ушей, вспомни мое слово – не женись. – Волчек залпом опрокинул полстакана водки и, занюхав его салом из найденных в подвале запасов, громко зачавкал. Вытер руки о живот и налил еще.

– Эх, завидую я тебе, старлей, – продолжил он начатый разговор. Ты вот человек свободный. Захотел бабу – в притон пошел, там этого дела на дурняк перепадет завсегда. Захотел домой – а там тишь-благодать, кум королю, сват министру. Кого захотел, того привел. А я – как каторжный, ни на работе, ни дома покоя нет.

– Ну, за свободу! – и оба дружно выпили.

С утра оба встали и, по очереди поливая друг другу на руки ледяной водой из колодца, кое-как ополоснулись. Кое-как наскребли на две кружки кофе из запасов Индуса. Сахар кончился – и это не добавляло радости хмурому утру.

– Ты остаешься тут дежурить, а я пойду на патрулирование, – сказал Грубин и вышел на улицу.

Идти в участок и попадаться на глаза Гандыбину как-то не хотелось. Того, за чем он их посылал, они не нашли. Выслушивать очередную порцию матов от начальника – процедура не из приятных. Лучше уж пускай выскажет все по телефону – Грубин невольно вспомнил вчерашнюю сцену «любовного воркования» между Волчеком и его благоверной. Подумал, что при разговоре с начальником надо будет тоже не держать трубку возле уха, чтобы не заложило.

* * *

Небо начинало потихоньку светлеть, на востоке у горизонта прорезалась грязно-розовая полоса, заметно похолодало. Копоть с Анкудовым выпили еще по рюмке, «для сугреву». Фокуснику – чтобы не заснул – заварили крепкого кофе. Не спеша, разрывая клочья предутреннего тумана, машина подельников въехала в парк. На одной из многочисленных лавочек ухоженной аллеи они заметили старого бомжа. Дед в шапке-пидорке и стоптанных кроссовках лежал, завернувшись в старое пальто, и громко храпел. Рядом на песке валялась пустая бутылка из-под «чернил».

В самом конце аллеи они остановились и вышли.

– Хорошо-то как! – потянулся Копоть. – Будто и не в городе живем, а в какой-нибудь деревне в Швейцарии. Воздух прозрачный, чистый, природа просыпается – красота! Слышь, Паш, – тебе этот пейзаж Женевские озера не напоминает?

– Ага, прямо картинка… И бомж в роли русалочки, – хмуро отозвался Анкудов.

– Эх, Пашка, не умеешь ты любить природу!

– Главное, Коль, чтобы она нас внезапно не полюбила, когда из холодильника вылезет, – Анкудов с опаской кивнул в сторону машины, где Фокусник уже доставал сумку с удавом. Копоть вытянул из салона раскладную лестницу, и они все вместе по еле заметной тропинке углубились в гущу парка.

– Вот здесь, – Николай раздвинул и приставил лестницу к толстому дубу. – Этот ваш старлей мало того что сволочь, так еще и педант. Ходит постоянно в одно и то же время отлить – и именно под это дерево. Я таких задротов, как он, на зоне пару раз только встречал. Аккуратненькие, выглаженные, выбритые. Не дай бог такого встретить. Все сидели за убийства, совершенные с особой жестокостью. У нас шептались, – они даже кишки жертв раскладывали по порядку, чтобы ровненько и красиво. Тьфу, гадость! Хотя если встретишь такого на улице, подумаешь, что это скорее интеллигент-ботаник, чем маньяк с больной психикой.

Копоть взял у Лени-Фокусника сумку с удавом и тяжело потянул ее наверх. Следом за ним вскарабкался и Анкудов. Пацан убрал лестницу, отогнал машину, забрался в кабину и поплотнее закутался в куртку.