AYENA (СИ)

Малена билась в бешеном ритме, раскрывала губы в немом крике экстаза — и обессиленно рухнула на сцену, не забыв красиво прогнуться, чтобы из разреза платья вновь выглянула смуглая ножка.

Ночной воздух до отказа наполнился громкими выкриками, аплодисментами, воем и даже проклятиями в адрес «алой ведьмы». Сафира с интересом прислушалась — восторженно вопили мужчины, проклинали — женщины. По всей видимости, не одной благонравной матроне доводилось услышать, как забывшийся в порыве страсти верный муж шепчет имя «Малена».

В душе девушки даже не зашевелилось, заворочалось, пробудилось и сладко потянулось непреодолимое желание: выйти на сцену, непременно в алом платье. И танцевать, ловя на себе эти восторженные взгляды, пить всей душой гремучий коктейль из обожания, восхищения, ревности и безумия, охватывающих всех, кто попал под действие магии танца…

Сафира закусила губу и вцепилась в ограждение, отделяющее толпу от сцены. В такую материальную, такую высокую преграду между ее нынешней жизнью и ее мечтой, о которой она старательно пыталась забыть. Которую столько раз стремилась превратить в «глупое никчемное развлечение». И которую теперь очень хорошо ощущала — как ту самую пустоту, которую можно заполнить только одним способом: признаться себе, что она хочет стать такой же, как Малена. Звездой, на которую с обожанием смотрят тысячи глаз.

Триединая империя, Джалан

Район Ламех, частный поселок

Доктор сидел в глубоком парчовом кресле, положив левую руку на пухлый живот, выпиравший дрожжевым тестом из-под халата. В правой руке он держал толстую сигару и с наслаждением ею попыхивал.

Виктор стоял напротив, заложив руки за спину. Брайс контролировал вход в гостиную.

— Так вот ты какой, бешеный мальчик из прокуратуры, — мясистое лицо доктора выражало приветливость и любопытство. — Точно, бешеный. Ворвался ко мне в дом среди ночи. Замечу, даже без ордера. Ты хоть знаешь, что с тобой завтра случится?

— Да, — кивнул Виктор, — Со мной случится тяжелое похмелье. Мы закончим беседу, и я полечу в Идо, чтобы там нажраться до беспамятства.

— А я думал, ты не пьешь, — удивился Коди. — Ты же такой… правильный. Как тебя в департаменте называют? Рельс в кителе?

— Ваше пристальное внимание к моей биографии удивляет. Кстати, друиды обычно не курят. И не страдают лишним весом, — парировал Виктор. — Табачный дым плохо влияет на способности. И ожирение излечивается. Значит, ваш дар был заблокирован. Прокляты или наказаны?

— Мне про тебя много рассказывали, — вздохнул доктор и стряхнул пепел прямо на ковер. — Что у тебя уникальное чутье, железные принципы. Смотрю, не соврали. Только, судя по тому, что ты явился сюда, у тебя еще и проблемы с головой.

— За что вас наказали? — Виктор пропустил оскорбление.

— Какая тебе разница? — Коди затушил окурок в хрустальной пепельнице. По комнате поплыла вонь.

— Изготовление наркотиков? — не унимался прокурор. — Вы ведь были фармацевтом. Я вас помню.

— Зачем тебе это знать, деточка? — глаза доктора стали обиженно-злыми. — Ты не помнишь главного. Как империя предала меня. Я был хорошим врачом. Ты прекрасно знаешь принципы друидов, нас ведет инстинкт, а не человеческая мораль.

— Что вы сделали, док? За что вас прокляли?

— Я помогал тем, кого уже не спасти. Давал им возможность не мучиться, уйти быстро. Без боли.

— Зачем? — невпопад спросил Брайс. Виктор вполголоса выругался.

— Я видел слишком много боли. Ты, — доктор нацелил на прокурора длинный крючковатый палец, — ты ведь меня понимаешь. Ни разу не хотелось помочь людям? Совершить благое дело? Прервать мучения, против которых и друидская магия, и человеческие лекарства бессильны?

Брайс удивленно заметил, как смуглая кожа прокурора становится серой.

— Вы практиковали добровольную смерть, — сделал заключение Виктор. — Я не могу судить вас за этот поступок.

— Ты как раз меня и не осудишь, мальчик.

— У меня к вам другой вопрос. Вы покрываете наркоторговцев. В вашем порту сегодня был обнаружен черный лотос. И вы отлично знаете, что порошок делает с людьми.

— Дааа, — широко улыбнулся Коди. — Я лично помог усовершенствовать формулу. Сделал ее, скажем, достаточно наглядной.

— Зачем? — глаза Виктора засветились.

— Я хочу, чтобы в империи приняли закон о добровольной смерти. Чтобы вынуждены были признать мою правоту. Меня лишили всего — моей работы, моих способностей, моей жизни! Только за то, что я помогал людям не мучиться! — лицо доктора исказилось. — Я хочу, чтобы их были тысячи. Тех, кто умирает в муках. И кому не смогут помочь ни технологии, ни Искусство. Чтобы об этом заговорили, а не молча подписали мне приговор и выбросили, вымарав мое имя! Чтобы Тагир был вынужден принять этот хренов закон!

— Путем массового убийства? — зашипел Виктор.