Аз есмь Путь, и Истина, и Жизнь. Книга вторая

Но Адонай! Элохим наш! Как бы я желала исцелиться от недуга моего! Хотя бы незаметно, кончиками пальцев своих дотронувшись до малой ниточки цицита на его талите.

Я верую, изо всех своих немощных сил, верую, что тогда бы я исцелилась. Но мне нельзя. Я нечиста».

Она подняла руку, вытирая слёзы. И в этот миг её случайно толкнул по этой руке пробегавший мимо паренёк. Она лишь на мгновение потеряла равновесие, сделав всего только шаг на мостовую. Но и этого короткого движения оказалось вполне достаточно, чтобы её подхватила с собою набегающая толпа людей из переулка. Её прижимали и затирали, продвигая вперёд. Чтобы выбраться из этой сутолоки уже не было и речи. И она покорилась своей судьбе, двигаясь вместе с потоком. Её сердце забилось чаще, когда она вдруг увидела, что равви сворачивает в её переулок. А когда он медленно проходил мимо, то немые слёзы просто застилали её глаза.

«Вот он, совсем рядом, – проносились мысли в её голове. – Только протяни к нему руку. Коснись его и станешь здорова.

Нет. Нельзя. Я нечиста.

Его теснят. Ещё чуть-чуть и уже будет поздно!

Нет! Нет! Нельзя! Нельзя осквернять такого человека!

Ну же! Ну!! Это твоя последняя возможность! Ещё немного и будет уже поздно. Его уже теснят и отодвигают от тебя. Будь здорова!!!»

– Ммм!!! – застонала она, превозмогая себя и протягивая руку, когда учителя практически уже оттеснили от неё.

«Если только дотронусь. Только дотронусь. Хотя бы до его одежды, то исцелюсь. Исцелюсь! ИСЦЕЛЮСЬ!!»

Её тянущаяся, дрожащая рука уже не доставала. Ещё шаг и он уйдёт. Слёзы потерянного счастья брызнули из её глаз. Впереди кто-то споткнулся, налетев на Йакова. Тот тоже не удержав равновесия попятившись, навалился спиной на своего учителя. Чтобы их удержать, равви сделал непроизвольно шаг назад. И тут одна из его кистей цицита коснулась протянутых, дрожащих пальцев женщины. Она ощутила резкий удар. Словно искра статического электричества дёрнула её пальцы. Вроде бы ничего вокруг не изменилось, но она ощутила, что изменилось внутри неё. Пропала постоянная ноющая боль внизу живота. Можно сказать, что она с ней уже свыклась за столько-то лет. И вдруг её не стало. Разом! Словно был постоянный сквозняк и резко закрыли дверь. А по телу стали пробегать многочисленные мурашки, и вслед за ними стало разливаться тепло жизни. Она прижала руки к груди, целиком погрузившись в эти ощущения.

А тем временем Йешуа, сделав ещё несколько шагов вперёд, вдруг замер на месте с сосредоточенным видом.

– Что случилось? – обеспокоенно спросил Йаков Заведеев. – Тебе не причинили вреда?

– Кто-то прикоснулся ко мне.

– Равви, множество народа теснит и сдавливает тебя, – недоумённо произнёс Пётр. – Конечно к тебе прикасаются.

– Я ощутил силу, нисшедшую от меня, – повернулся учитель назад. Внимательным, пронизывающим взором окидывая толпу. – Это не случайные касания, а прикосновение истинной веры.

Женщина подняла глаза и их взгляды переплелись друг с другом. Казалось, что время остановилось. Хотя толпа всё так же гомонила вокруг, но они были одни. Всеведущий равви и простая женщина. Он только нежно улыбнулся ей. Не говоря ни слова. А её плотина глаз уже не в силах была сдержать рвущийся поток новых слёз. В душевном трепете и страхе, она протиснувшись пала к его ногам.

– Помилуй меня, человек Йегова, ибо я согрешила, – сотрясали её рыдания. – Но я чувствовала, чувствовала, что должна была это сделать.

– Встань дщерь Исраэйля, – ласково молвил Йешуа, поднимая её за плечи.

– Я больна кровотечением уже около двенадцати лет, – начала она повествовать, глядя ему прямо в глаза. – В законе сказано: «Если у женщины течёт кровь многие дни не во время очищения её, или если она имеет истечение долее обыкновенного очищения её, то во всё время истечения нечистоты её, подобно как в продолжение очищения своего, она нечиста. Всякая постель, на которой она ляжет во время истечения своего, будет нечиста, подобно как постель в продолжение очищения её. И всякая вещь, на которую она сядет, будет нечиста, как нечисто это во время очищения её. И всякий, кто прикоснётся к ним, будет нечист, и должен вымыть одежды свои и омыться водою, и нечист будет до вечера».

Только по прошествии семи дней без кровотечения я могла бы считаться официально чистой и смогла бы принести предписанные жертвы. Но оно, на протяжении всех этих лет, не давало ни единой возможности исполнить предписанное законом. Я не могла даже временно очиститься, и потому была постоянно нечиста. Я не могла пойти ни в Храм, ни в синагогу. Потому что я осквернила бы всех и всё, к кому или к чему бы ни прикоснулась. И эти люди не смогли бы участвовать в поклонении. Постепенно от меня отвернулись все. Унижение и одиночество стали моим покровом. Только позор проказы был хуже моей болезни. Я была мёртвой тенью среди живых людей.