Азбука

С другой стороны, в «Азбуке» Милош не столько воспроизводит реальность, создавая иконические картинки мира в его «подробностях», сколько эти подробности индексирует, упоминая голоса людей, ощущения, детали архитектуры городов и пейзажей: «Мои герои появляются в мгновенной вспышке, часто в одной не слишком важной подробности», хотя, возможно, стоило бы говорить «вглубь», детально. Хотя все же это не «чистые» индексы, подобные тем, что составляют списки имен и вещей. Индексом у Милоша отмечен не конкретный референт, но состояние, мысль, идея. Так, за именем Бодлера стоит «пограничье веры и неверия», а Сведенборг помогает выйти в пространство размышлений о необходимости возрождения ренессанского способа познания: единения науки и интуитивного (мистического) прозрения. А значит, речь идет об

индексально-символических знаках, каждый из которых можно развернуть в дескрипцию или нарратив. Милош отмечает: за каждой моей страницей стоят другие, потенциальные, которые могли бы быть написаны.

Так есть ли парадоксальное противоречие между авторской установкой «вобрать мир в слова» и стилистической практикой индексирования подробностей? Его нет, поскольку истинные референты отображения в «Азбуке» — это «объекты» интеллектуальной истории человечества: идеи, концептуальные понятия. В силу того, что они лишены физической формы существования, их невозможно описать. Милош прав, говоря о том, что метафизические слова превращаются в «этикетку», закрывающую пустоту. Абстракции закрыты надежным панцирем, недоступным мышлению и языку: «sa opancerzone przeciw rozumowi»[513]

. Дескрипции и вербальные описания здесь бесполезный инструмент.

И всё же мысль поэта находит способ заглянуть сквозь защитный «панцирь» в сердце абстракций. У Милоша звучит: любое понятие может быть «вписано» в пространство физического мира и человеческого восприятия. Что стоит за словом сосуществование? Ничего, если ты употребляешь его как философ, говоря о необходимости «ощущать единение с миром в каждой минуте». Но как и что именно надо ощущать? Если ты поэт, то ты переводишь абстрактное в режим реального бытия — данной тебе минуты. Представь: ты пишешь о дожде, туче, дереве. Где на самом деле все они существуют? Парадоксально, но они возникают в моменте письма, в минуте перевода вещной реальности в знаки наших языков. Отсюда, в другом милошевском тексте: «единственным доказательством того, что панна X существует, есть то, что я о ней пишу» («То lubie»). Лист бумаги живет в одновременности с деревом, возникшем на этом листе. Внимательно посмотрев на собственную запись, обнаружишь, что и ты сам (твое сознание, мысли и ощущения) существуешь внутри этой же картины. Теперь ты не сможешь перечислить ничего, чего бы там не было: время, пространство, земля, мысли, люди. Все на этом листке бумаги! Вот это и есть

сосуществование, или невозможность быть в отделенности от всего, что есть.

Визуализация абстракций («телесность» образа) — отличительная черта «мыслящей» аналитической поэзии и, как считает Милош, перспективная линия современной философии и теологии. Милош очень точно ощутил движение современной философской мысли: от универсалий — к миру вещей, от «отсутствующего присутствия» к явленности в языке.

Еще в одном смысле можно говорить об использовании иконического способа отображения в милошевской «Азбуке». Это воспроизведение движения своей мысли, характера ассоциирования, направления взгляда.

Возможности словаря как художественной формы

Словарь — форма, к которой, как считает Милош, он смог приблизиться только в старости. Пожилой возраст позволяет человеку быть открытым миру: слушать и слышать мир, не концентрируясь, как в молодости, на самом себе. С течением времени поэту даруется ясность мысли, умение заключить мир в прозрачную архитектурную форму, которая, в итоге, возместит теплоту и яркость эмоциональных красок[514]. Обретение такой формы (а у Милоша это не только словарь, но и, как в «Саде наук», письмо в технике комментариев-маргиналий) сродни обретению свободы мышления. Литература не должна быть эмоциональной репрезентацией здесь и сейчас происходящего. Объективность отображения достигается лишь в случае дистанции между говорящим, текстом и отображаемым объектом («dystans pomiedzy 'swiatem a wypowiedzia»). Следствием такой установки становится рождение стиля, для обозначения которого Милош использовал понятия «стерильный», «обнажённый», «очищенный».