«Писать о Хозяине — большая честь».
Сказав это, поднялся и подошёл к окну.
«У тебя есть машина?»
Хаджиабар ответил утвердительно.
И, несколько робея, тоже подошёл к окну.
В широком, затенённом несколькими запылёнными джиддами дворе два крепких человека в тюбетейках и стеганых полосатых халатах, обливаясь потом, глотая желтую пыль, большой тоталитарной красоты люди, дружно сталкивали в арык старенький битый «запорожец» Шайхова.
«О, Аллах, оторви им руки!» — безмолвно взмолился Хаджиакбар.
Но Аллах и в этот раз не отозвался на зов. Пришлось с горечью признать: «Кажется, у меня нет машины». Язык не поворачивался произносить такие ужасные слова, но какой-то дальней частью сознания Хаджиакбар понимал, что появление в чудесном тенистом дворе потрёпанного старого «запорожца» каким-то необычным образом унижало Хозяина. Хаджиакбар как бы даже явственно расслышал стоны и рыдания людей, упрятанных в подземный зиндан (пусть тайный и небольшой) только за то, что они тоже чем-то не угодили Хозяину.
И правильно сделал, что согласился.
«У тебя есть машина!» — строго сказал секретарь.
И тотчас один из тех, кто спускал в арык потрёпанный шайховский «запорожец», приветливо помахал рукой глядящим из окна людям и той же рукой ласково похлопал по капоту новенькой белой «Волги».
Сразу же последовал новый вопрос: «У тебя есть квартира?»
«Совсем однокомнатная… совсем в панельном доме, — неуверенно кивнул Шайхов, представив вдруг, как в его крошечную квартирку вваливаются с ломами в руках вот такие крепкие большой тоталитарной красоты люди. — Совсем рядом с рынком. Совсем в поселке имени Луначарского…»
«Ты всегда должен говорить нам правду, — непонятно покачал головой секретарь. — Твоя квартира находится в центре Ташкента. У тебя удобная кухня, три прохладных комнаты, кабинет».
Секретарь произносил все эти слова доброжелательно, но строго.
Потом протянул ключи в дрогнувшие пальцы журналиста. «Ты сам подумай. Как можешь ты писать о Хозяине, живя в посёлке имени Луначарского в тесной комнате прямо над шумными рядами рынка?»
И задал самый страшный вопрос: «У тебя есть жена?»
Вот на этот раз Хаджиакбар испугался уже по-настоящему.
«О, Аллах! — взмолился он про себя. — Останови этого доброго и могущественного человека!» Свою жену Хаджиакбар любил. «Если в новой квартире у меня теперь удобная кухня, три прохладных комнаты и кабинет, и
«А когда я смогу поговорить с самим Хозяином?».
«Зачем ты хочешь говорить с ним?» — искренне удивился секретарь.
«У меня задание Главного редактора. Я должен срочно доставить материал о Хозяине в редакцию».
«Ох, уж эта молодёжь, — укоризненно покачал головой секретарь. — Зачем торопиться? Время идёт. Оно само идёт. Надо только правильно думать. У тебя сегодня большой день. Ты растёшь, ты начинаешь вникать в суть текущего времени. Ты стоишь в начале многих важных вопросов. Ты начинаешь постигать правду. Она проста, сам видишь. Вот новая машина. Вот удобная квартира в хорошем столичном районе. Там в тенистом дворике бьёт прозрачный фонтан, играет медленная музыка. Езжай домой, товарищ Шайхов. Тебе выписан достойный гонорар, твоя статья о Хозяине уже в наборе. Над нею трудились лучшие умы солнечного Узбекистана, она целиком и полностью одобрена партией. Ответственные и зрелые люди помогают тебя понять правду».
И протянул Шайхову пухлую руку:
«Поздравляю! У тебя большой день!»
Шайхов рассказал мне эту длинную историю в Ташкенте, на кухне своей прекрасной прохладной квартиры. Совсем новой квартиры. Он смотрел в сторону, он старался не смотреть на меня. На нём был новый халат, мы пили хороший узбекский коньяк. «Я ведь поступил правильно?» Хаджиакбар не спрашивал этого вслух. Зачем слова? Они просто подразумевались. «Мы же — идеологические работники», — пытался он и меня приблизить к своим чудесным преображениям. «Наша правда всегда шире обывательской».
И
Древние люди были.
Один человек лося убил.
Чомон-гул — «большое мясо».
Жена за мясом пошла. В сендуху пошла.
Грудное солнце блестело — женское украшение на груди.
Младшая дочь сказала: «Снег люблю. С тобой пойду тоже мясо брать».