Дождь колотил по ветхой крыше, просачивался сквозь солому и капал на пол, где еле тлеющий огонь больше дымил, чем грел. Оружейник Ричард Картрайт, спокойным благородным лицом больше похожий на священника, чем любой священник, уже ждал командующего.
– Вы позволите, сэр Джон? – спросил он со своей обычной старомодной вежливостью.
– Приступайте, – кивнул сэр Джон, бросая к огню промокший плащ.
Доспехи, которые командующий снял только вечером, уже были высушены, отчищены от ржавчины и отполированы. Сухими лоскутами, хранившимися в мешке из конской шкуры, Картрайт принялся вытирать плотно облегающие штаны и куртку сэра Джона, некогда сшитые в Лондоне из тонкой оленьей кожи и стоившие целое состояние.
Командующий, стоя с вытянутыми руками, по обыкновению ушел в свои мысли и не обращал внимания на молчаливого Картрайта, втирающего в оленью кожу целые пригоршни шерстяного воска, чтобы доспехи легче скользили по коже и не затрудняли движений. Сэр Джон, вспоминая турниры и битвы, подумал о том боевом азарте, который обычно ощущался перед боем, однако сейчас он не чувствовал ни азарта, ни волнения. Стучал по крыше дождь, резкий ветер забрасывал в дверь холодные брызги.
«А ведь тысячи французов сейчас точно так же облачаются на битву, – подумал сэр Джон. – Многие тысячи. Слишком многие».
– Вы что-то сказали, сэр Джон? – переспросил Картрайт.
– Я?..
– Должно быть, я ослышался, сэр. Не угодно ли поднять руки?
Картрайт перекинул через его голову короткую, до бедра, плотную безрукавную кольчугу с широкой проймой, не стесняющей движений.
– Прошу простить, сэр Джон, – прошептал, как всегда в такую минуту, Картрайт, опускаясь на колени и принимаясь шнуровать края кольчуги между ногами своего господина.
Сэр Джон не ответил.
Картрайт молча пристегнул набедренники. Их передние половины чуть находили на задние, и сэр Джон подвигал ногами, проверяя, как легли детали. Подгонки не потребовалось: Картрайт превосходно знал свое дело. Затем оружейник прикрепил наголенники и наколенники и надел на хозяина стальные башмаки, пристегивающиеся к наголенникам.
Выпрямившись, Картрайт завязал на сэре Джоне кожаную юбку с нашитым на нее кольчужным полотном, поверх которого внахлест крепились стальные полосы, защищающие пах. Сэр Джон подумал о лучниках, пытающихся уснуть под проливным дождем. К утру они будут усталыми, мокрыми и продрогшими, но все равно пойдут на битву – в этом командующий не сомневался. До него донесся скрежет камня по металлу: бойцы затачивали мечи, топоры и стрелы…
Настал черед наспинника и нагрудника – самых тяжелых частей доспехов, сделанных, как и вся защита, из бордоской стали. Картрайт привычными пальцами закрепил пряжки, а затем, пристегнув наручи и налокотники, с поклоном подал сэру Джону латные перчатки, кожа с внутренней стороны которых была срезана для того, чтобы боец чувствовал ладонью рукоять. Поверх уязвимых мест на стыке нагрудника и наспинника легли оплечья, сверху кирасы Картрайт укрепил нашейник. Несмотря на то что щель между кирасой и шлемом многие закрывали кольчужным воротом капюшона, сэр Джон предпочитал хорошо подогнанный стальной нашейник, хотя при попытке повернуть голову всякий раз раздраженно хмурил брови.
– Не ослабить ли пряжки, сэр Джон?
– Нет-нет.
– Руки, с вашего позволения, – деликатно напомнил Картрайт.
Накинув на командующего льняной налатник, он помог сэру Джону продеть руки в широкие проймы и разгладил вышитый герб – коронованного льва, поверх которого красовался крест святого Георгия.
Картрайт стянул налатник боевым поясом и подвесил на место любимый меч сэра Джона.
– Доверите ли мне ножны поутру, сэр Джон? – спросил он.
– Разумеется. – Командующий никогда не брал в бой ножны, чтобы не запнуться о них ногой. Перед битвой меч с оголенным клинком будет крепиться в ременной петле.
Оставалось лишь застегнуть кожаный подшлемник. Повертев в руках шлем, сэр Джон вернул его Картрайту.
– Снимите забрало, – велел он.
– Но…
– Снимите!
Однажды на лионском турнире сэр Джон в мечевом бою ухитрился ударом опустить забрало противника, закрыв ему обзор, отчего враг стал легкой добычей. «Завтра, – подумал командующий, – любому англичанину нельзя рисковать даже малостью».
– Враг, без сомнения, располагает арбалетами, – почтительно напомнил Картрайт.
– Снимайте.
Сняв забрало, Картрайт с легким поклоном вручил шлем сэру Джону – командующий наденет его позже, и Картрайт пристегнет пряжки шлема к оплечьям. Пока же сборы закончились.
Дождь все лил. Где-то во тьме заржала лошадь, ударил гром. Командующий взял в руки пурпурно-белый шелковый шарф – дар жены – и, коснувшись его губами, продел шелковую полосу в узкую щель между кирасой и нашейником. Обматывать шарф вокруг шеи, как делали другие, он не любил: однажды, ухватившись за шарф своего противника, он сумел стащить того с седла и убить. А завтра, если кому-то удастся зацепить пурпурно-белую полосу, она легко выскользнет, и сэр Джон останется невредим. Нельзя рисковать даже малостью.
Сэр Джон согнул и разогнул руки, убеждаясь, что доспехи подогнаны как нужно, и невесело улыбнулся: