– А ничего и не говори. Сам знаю, что и тебе их смерть не в радость, хоть за одним веслом ты с ними не сидел. Беда в том, что поболее дюжины ещё хоть и проснулись, да… не бойцы они теперь. Кое-кто, так и не жилец, угаснут скоро. И не только те, кому сейчас плохо, некоторые, вроде бы очухавшиеся, чует моё сердце, так же скоро поумирают. Почти все – из лучших.
Некоторое время оба помолчали, потом Иван продолжил:
– Я уж не говорю, что душа за совсем не вернувшихся болит. Тех, кто утонул, тех, кто на парусниках сейчас со злой судьбинушкой спор ведёт. Сколько их до наших берегов доберётся – один Бог ведает.
Аркадий невольно отвлёкся и оглядел бухту, точнее её видимую с этого берега часть. Никаких парусников не наблюдалось. Вообще.
«Ёпрст! Действительно, ни одного парусника не видно. А ветерок-то, – Аркадий прикинул направление ветра, – северо-восточный, прямо им в лицо. Обратно к туркам их сносит. А уж как турки этой встрече порадуются… лучше и не представлять… облеваться даже при полностью пустом желудке можно. А там же больше половины добычи и почти половина людей… беда. Дорогонько нам этот поход может стоить. Ой, прав я был, когда против него возражал, да атаманов и танк не удержал бы, так пограбить рвались. Государственные деятели, мать их!..»
Глядя на обычно излучавшего уверенность, силу и энергию друга, сегодня какого-то потухшего и поникшего, попаданец только сейчас осознал, что совсем не случайно в этом мире его ровесники выглядели, почти все, куда старше, чем он сам. И его часто за юнца принимали. А Васюринский прожил уже солидно за сорок лет.
«Да как прожил! Казацкий год смело не за три – за семь засчитывать. Вот и поистрепался его организм в походах и битвах. Чего-чего, а жалеть себя Иван не привык, всегда тянул лямку службы за двоих. В эти времена и цари-короли до пятидесяти не часто доживают. Господи! У него же лицо посерело, видно, всерьёз сердце схватило. Не дай бог, инфаркт…»
Видимо, испуг за здоровье друга так явственно был виден на лице Аркадия, что Васюринский легко его прочитал.
– Да за меня – не бойся, не сегодня и не завтра мне умереть суждено. Поживу ещё, не одну вражью голову с плеч снести сумею. Посижу здесь немного, передохну, сердечко-то и успокоится.
Сказал это атаман уверенно, попаданец, здорово за него перетрусивший, поверил и немного успокоился. Поговорив ещё немного, попрощался и пошёл искать Хмельницкого – жизнь продолжалась, и стоило узнать, как продвигаются главные планы на этот год. Уже отойдя на приличное расстояние, сообразил, что фразу Васюринского можно было трактовать и как то, что он знает о том, когда умрёт. Раньше, в «прошлой жизни», в подобное Аркадий не верил. Однако, пообщавшись тесно с характерниками, которые хоть и не были оборотнями, но обладали некоторыми удивительными знаниями, вероятно, сохранёнными ими ещё с языческих времён, стал относиться к таким вещам без излишнего скепсиса.
«Интересно, знает он дату своей смерти, или нет? Приходилось читать, что такие люди были, а характерники-то, в натуре – колдуны. Пожалуй, может и знать. Но я, в этом случае, на его месте оказаться бы не хотел. Знать точно, когда эта, в белом и с косой, но не Тимошенко, придёт… брр. Ох и неуютно он, наверное, себя чувствует».
Парусникам действительно пришлось несравненно труднее. Им предстояло двигаться на норд-норд-ост, а ветер сменился к тому времени на ост-норд-ост. Какие-нибудь англичане или голландцы, возможно, и смогли бы передвигаться в нужном направлении, даже несмотря на усиление ветра, но казакам это было сделать очень трудно. Пусть в эскадре доминировали латинские паруса, собственно, на судах османской постройки они были основными, идти против ветра, да в шторм, не всякий сможет. Увы, не смогло достаточно много кораблей. Наличие на кораблях моряков-греков помогало управляться с парусами, но… то ли они были хуже моряков океанского флота, то ли капитаны в таких случаях нужны поопытней.
Возможно, людям на парусниках пришлось меньше работать физически, но переживаний у них, особенно на судах, сильно снесённых к югу, было куда больше. Соответственно, и потери в личном составе и у пассажиров на них были куда серьёзнее. Некоторые не выдерживали напряжения бесконечной борьбы с ветром, у других отказывало сердце от кошмара ожидания выброса корабля на османское побережье. Были и самоубийцы, решившие не мучиться и покончить с этим, бросившись в волны. Почти на всех судах кого-то смыло случайной волной, кто-то пропал неизвестно как…