Азовский гамбит

— Вроде того, — скривил губы в кривой усмешке донец.

— Погоди-ка, — пригляделся я к нему. — А ты, часом, у Заруцкого в ватаге не был?

— Все-то ты помнишь, государь. Верно, встречались мы с тобой недалече от этих мест, когда ты со своими ратниками его с Маринкой имал.

— Как же ты уцелел тогда?

— Утек, — пожал плечами казачина.

В этот момент, выполнявший обязанности секретаря Анцыферов, распечатал-таки письма и подал их мне. Бегло пробежав оба, я пытливо посмотрел на гонца.

— Большое ли воинство прислал против вас султан Осман?

— Не малое, государь, — кивнул тот. — Хотя, мы большего ожидали. Но если ты на помощь не придешь, так нам по нашему сиротству и того станет.

— Что просишь за службу?

— Я человек вольный и тебе не служу. Однако если пожалуешь меня саблей острой, да конем добрым, отказываться не стану, ибо поиздержался, покуда сюда добирался. А мне еще назад возвращаться.

— Пойдешь с турками биться?

— Конечно, пойду. Хоть и ведают все на Тихом Дону, что для Москвы мы хуже собак безродных, однако и у нас своя честь имеется. Не годится мне в стороне оставаться, коли мои браты с басурманами бьются!

— Зовут как?

— Лукьяном Беспаловым прозываюсь.

— Пальцы вроде на месте?

— Это у батьки моего царские палачи персты порубили, еще при Годунове. Через то и меня так нарекли.

— Корнилий, — обернулся я телохранителю. — Проследи, чтобы казака накормили, да выдай ему саблю, кафтан с шапкой, сапоги, да рубль деньгами.

— А коня? — подал голос обрадованный казак.

— Пойдешь ко мне служить, дадим и лошадь.

— Нет! — посмурнел донец.

— Ну как знаешь.

Второй посланец, как ни странно, тоже был казаком, только на сей раз запорожским. Его прислал кошевой Яков Неродич, по прозванию Бородавка. Прочитав его, я не поверил своим глазам и, сунув грамотку Анцыферову, спросил у чубатого гонца:

— Так значит, султан Осман идет на Речь Посполитую?

— Ага, — блеснул зубами запорожец. — Сказывают, сто тысяч одних конных, да еще пехоты столько же, а уж гармат[61] столько, что сосчитать не можно!

— Выходит, турки разделили силы…

— Круль Сигизмунд прислал в Сечь гонцов, — продолжил рассказ посланник, — сулил реестр увеличить до двадцати тысяч, да вольности наши подтвердить, и православным обид не чинить!

— А вы что же?

— А что мы? — хохотнул казак. — Кошевой сказал, что от ляхов посулов много всяких слыхал, а вот чтобы они хоть раз их выполнили, такого не упомнит, и велел им убираться не солоно хлебавши!

— А что Сагайдачный на это сказал?

— Так нет его на Сечи.

— Ну и ладно.

— Что делать будем, государь? — отвлек меня от размышлений Михальский.

— Уму разуму Османа II учить!

Глава 16

Привычная легкомысленность оставила Попела вскоре по приезду в Россию. Здесь он и сам быстро убедился, что, как говорят сами русские, к ним «на кривой козе не подъедешь» и надо стараться приобрести настоящие знания и навыки.

Зайдя в лазарет Вацек обнаружил, что тот переполнен ранеными. Кто-то сидел молча, привалясь к стене, кто-то лежал. Больше всего его поразили царящие вокруг тишина и спокойствие. Никто не стонал, не кричал, не требовал лечения или доктора. Все стойко и терпеливо сносили боль, дожидаясь, когда им окажут помощь. Нахат не теряла времени даром, ее — дочь воина — с детства учили перевязывать раны, чем она и занималась весь день, заодно наделав несколько огромных корчаг с настоями трав для промывания.

Весь этот день Вацлав дрался на стенах и лично стал свидетелем огромного мужества и стойкости русских. Эти люди, ставшие его соратниками по оружию, заслуживали уважения! И глядя теперь на множество обращенных к нему, полных сдерживаемой боли глаз, Вацлав вдруг предельно отчетливо осознал, что именно здесь его главное поле боя, на котором он обязан побеждать и никогда не отступать даже перед самым сильным врагом.

— Всем даже внутри места не хватило, пришлось во дворе усаживать. — Обозначила масштаб работы девушка.

У Попела от этих слов захолодело внутри. Он принялся лихорадочно думать, что делать.

Далеко не все время, проведенное им в Ростоке, оказалось потраченным зря. Поначалу он старался усердно перенимать знания у доктора Кноринга и даже несколько раз ассистировал во время приемов и обследований. Конечно, это не сделало его настоящим врачом, но все же…

Начиналась учеба с общих лекций по анатомии и признакам болезней, а также диагностике. Но, не заметив интереса со стороны молодого чеха, профессор махнул на него рукой и направил по значительно менее почтенной стезе хирурга-цирюльника.

Вацеку стали доверять подавать инструменты во время операций и помогать удерживать зажимы, накладывать тампоны и делать перевязки. Отдельной темой стало выдергивание зубов с помощью устрашающего вида щипцов.