– Кто рубить-то будет? – усмехнулась Боянка. – Ты, что ли? Пальцем царапать будешь или зубами грызть?
И начали опять кикиморы ругаться меж собой. Долго ругались, чуть было не подрались, а потом Друде в голову пришла одна неплохая идея.
– Идём со мной.
– Куда? – фыркнула Алтынка.
– В ближайшую деревню.
– Зачем? Детей воровать?
– Там и увидите.
В той деревне кикиморы нашли двух дровосеков, которые чуть не умерли от страха при виде уродливых старух.
– Чего ты боишься? – рявкнула Боянка на одного из них. – Тебя как зовут?
– Тихомир, матушка!
– Какая я тебе матушка! Зови меня… Хотя нет… Никак меня не зови. Хочешь заработать? Сто рублей даём.
Второго дровосека кликали Мокшой.
– Это за что же такие деньги?
– Порубить надо кое-что в самой чаще леса!
Мужики тут же нахмурились.
– Не-ет! В чащу леса мы не пойдём, там Яга живёт.
– Здесь вы правы, как никто другой. Только
– Ну… – Тихомир закатил глаза. – Поймает, сварит и съест.
– Это кто же придумал такое?! – захохотала Алтынка. – Кто вам такое сказал?
– Люди говорят…
– Врут они. Всё это наговоры – Яга мухи не обидит.
– Всё равно не пойдём! Мы боимся!
– Двести рублей, – заявила Друда.
Мужики переглянулись и начали подбородки чесать. Да так усердно чесали, что чуть кротовые норы не проделали.
– Давайте триста и по рукам, – произнёс Мокша.
– Триста так триста, – шмыгнула носом Друда. – Берите топоры и пошли.
– Что – прямо сейчас?! – скривился Тихомир. – Неохота нам! Может завтра?!
– Берите топоры! – прошипела Алтынка. – Не то денег своих не получите! И вам станет худо!
Мужики вздохнули, словно с жизнью прощались, взяли свой инструмент и поплелись вслед за кикиморами.
Боянка ткнула Друду локтем в бочину.
– Ты где триста рублей возьмёшь?
– А ты где сто рублей возьмёшь?
– У меня их нет, я не собиралась никому платить.
– Вот и я не собиралась. Люди глупы, их несложно обмануть.
Подошли они к заветной поляне, но выходить на неё не стали, а притаились неподалёку за деревьями.
– Эй, бабушки! – позвал Мокша. – Давайте задаток!
– Что?! – фыркнула Алтынка. – Я те дам задаток! Как избушку на щепки разнесёте – тогда и рассчитаемся!
– А с частоколом что делать?
Кикиморы подумали и сказали:
– Изгородь пору̀бите в последнюю очередь.
Мужики взяли топоры наизготовку и начали подкрадываться к избушке, словно кошки, которые охотятся на воробьёв.
Баба-яга тяжёлым сном спала в своей постели, как вдруг почувствовала, что избушка прыгает на месте и в сторону уводит, будто хочет убежать от кого-то. Она попыталась открыть глаза, но это ей далось тяжело: веки словно склеились, голова раскалывалась от боли, а руки и ноги болели так, будто их волки искусали. Поднялась старая колдунья с лежанки, да едва не упала на дощатый пол. Мало того, чуть кадки с водой не опрокинула, а вода-то бесценная: в одной кадке – мёртвая, а в другой – живая.
Баба-яга нашла в себе силы подняться, ухватить обессиленными руками метлу, подползти к двери и вывалиться наружу, по-другому никак не получилось. Жутко саднило горло, язык вспух, дышалось с трудом, глаза словно залила красная краска, но метлу она держала крепко. Поначалу она хотела заглянуть в сундук и взять меч-кладенец, да вспомнила, что отдала его Ивану-царевичу.
– Не делай добра – не получишь зла, – буркнула Баба-яга. – Придётся помелом воевать. Кто узнает – засмеёт.
Мужики опешили, когда увидели хозяйку избушки, которая пошатываясь направлялась к ним.
Переглянулись Тихомир с Мокшей.
– Не такая уж она и страшная, эта Баба-яга, – фыркнул Тихомир. – Безобразная, но не страшная.
– Слышь, брат… – Мокша ткнул локтем своего товарища. – А может быть, её – того… И всё закончится. Видишь – она стоит с трудом… Избавим округу от нечистой силы.
– А с теми тремя что делать будем?
– Пусть сначала расплатятся, а потом и с ними покончим…
– А если не расплатятся?
– Пусть попробуют не расплатиться.
Хотя и слаба была Баба-яга, но смекнула она, кто виноват в беззаконии, однако виду не подала.
– Ах вы, поганцы безмозглые! – еле шевеля синими губами, произнесла она. – Дураки толстобрюхие! Убирайтесь отсюда, пока я не задала вам трёпку.
И Баба-яга затрясла метлой.
Кикиморы поначалу подглядывали из-за деревьев, но тут решили от греха подальше в чащу – шмыг! и затаились они там: не видно их и не слышно.
– Эй, Яга, не подходи к нам! – крикнул Тихомир. – Видишь – у нас топоры в руках!
– Вижу, – кивнула Баба-яга. – Я же не слепая!
Мокша снова тычет локтем Тихомира. Затыкал совсем, ирод.
– Да чего она нам сделает своей метлой? Палка с прутьями, не более того. А у нас топоры – справный инструмент!
И набросились мужики на Бабу-ягу, и начала хозяйка лесной избушки биться с ними – отражать удары и уклоняться от лезвий. Силы постепенно уходили – уж больно здоровы были Тихомир с Мокшей, да и топоры были остры, половину прутьев на метле перерубили пополам.
Начали дровосеки теснить Бабу-ягу. Та отступала всё дальше и дальше, пока не упёрлась спиной в брёвна обгоревшего частокола, который неприятно пах ещё свежей гарью.
– Всё! Попалась Яга! Конец нечистой силе!