Баба Люба. Вернуть СССР (СИ)

Девчата из моей комнаты накидали сюда кучу отбракованной в процессе расхламления одежды, мол, можно или выбросить или в церковь малоимущим, но я так не могла. Ну как это — придёт, к примеру, девочка из бедной семьи, или многодетная мать, выбрать одежду детям, а в сумке оно все перекручено, измято. Нет, так нельзя. Поэтому я мало того, что всё перестирала, но ещё и погладила, и сложила в аккуратные стопочки — бери и носи.

— Держи! — я вернулась в детскую комнату, где Анжелика уже не рыдала, а грустно сидела, тупо уставившись в стену, и лишь горькая складка на лбу показывала, что ей сейчас совсем невесело.

— Что это? — Анжелика поймала на лету свёрток, но даже не посмотрела, уставившись на меня.

— Разверни, посмотри, узнаешь, — сказала я, — только бегом. Во-первых, обед остыл уже, наверное, и я второй раз разогревать не буду. Во-вторых, я на работу вот-вот опоздаю. Из-за тебя, между прочим.

Анжелика послушно пожала плечами, и, сдерживая чуть насмешливое выражение лица развернула свёрток.

И ахнула.

— Эт-т-то… эт-т-то же… — она буквально задохнулась от восторга.

Мда, кто бы подумал, что дешевенькая вещичка из мас-маркета, купленная Иркой на какой-то тематической распродаже для Хэллоуина, окажет на девочку из девяносто второго года такое оглушительное впечатление!

Она развернула свёрток и рассматривала шмотки вытаращенными от изумления глазами.

— Сойдёт? — спросила я.

— Тётечка Любочка, вы самая-самая лучшая в мире! — взвизгнула Анжелика и с радостью бросилась мне на шею.

— Примерь. Вдруг не подойдет, — велела я. — Гляну и побегу.

— Ну и что, если не подойдёт, — аж испугалась Анжелика, — тёть Люба, это не страшно, если большое, я ушить могу, а если маленькое — немножко вытачки распороть.

Во как. Хорошо, что в школах в это время есть еще уроки домоводства и школьный производственный комбинат. Поэтому абсолютно все девочки умеют и шить, и готовить. А парни и деталь обточить, и табуретку сделать. Не то, что сейчас. Вон у моих знакомых дочь двенадцати лет, а не умеет даже включить микроволновку, чтобы разогреть себе еды. О том, чтобы сварить суп речи даже не идёт.

— Тёть Люба, смотрите! — Анжелика, облачённая в иркины шмотки, покрутилась передо мной, с удовольствием заглядывая в зеркало.

Как по мне — ужас ужасный, но Анжелика была не просто довольна, счастлива.

Она была в черной юбке чуть выше колена, в крупных пайетках. К юбке полагался чёрный топ (тоже весь в пайетках и каких-то жутковатых блёсточках). А наверх Ирка где-то раздобыла чёрную куртку из экокожи. Которая мало того, что была в цепях, но её плечи, часть рукавов и перед были сплошь украшены металлическими заклёпками в виде шипов и крупными вставками с металлизированными декоративными черепами и костями.

Как по мне, так ей бы ещё метлу в руки для завершения образа.

Но глаза Анжелики сияли восторгом.

— Где вы взяли такую красоту? — с придыханием спросила она, любовно поглаживая черепа перед зеркалом.

— Да приобрела по случаю, у тебя же скоро день рождения, — отмазалась я, — Но раз сейчас надо — то дарю сейчас. Только ты же понимаешь, что это дискотечная одежда и на уроки в школу ходить в этом не стоит?

Анжелика понимала, но почему-то у меня были такие подозрения, что этот ужас периодически будет одеваться и на уроки.

— А теперь иди и ешь, — сказала я, а сама заторопилась на рынок.

Я уже капитально опоздала и чувствовала, что Рафик будет сильно не доволен. После вчерашнего я и не сомневалась, что моя карьера повисла на волоске.

Поэтому из подъезда выскочила как заполошная и заторопилась на базар.

— Любовь Васильевна! — послышалось откуда-то сбоку.

Я оглянулась. Так и есть — Алексей Петрович, собственной персоной. Ты гля какой, даже из машины выскочил. Я невольно хмыкнула, постаравшись, не показать всю палитру скепсиса на лице.

И вспомнила утреннее происшествие:

— Спасибо вам, милая девочка! — сказал спасённый дедуля дрожащим от волнения голосом, — если бы не вы, я бы тогда точно умер.

— Рада, что у вас сейчас всё хорошо. Выздоравливайте, — с улыбкой ответила я и прошла к выходу, даже не взглянув на бывшего шефа.

Тот вскинулся, хотел что-то сказать, но я демонстративно не обратила внимания и вышла. Видеть его потрясённое лицо было приятно. Так тебе! Получай пинок в карму, скотина! Хотя такие вот люди не особо заморачиваются моральными терзаниями. Как говорится, им «плюнь в глаза — скажут божья роса».

И теперь он шел ко мне с целью поговорить и я поняла, что так я точно опоздаю.

— Любовь Васильевна! — прижал руки к груди Алексей Петрович. — Я хотел поблагодарить…

Он взглянул на моё вытянутое в скепсисе лицо и сбился с мысли.

— Я хотел извиниться…

— Так поблагодарить или извиниться? — едко уточнила я и ещё более едко добавила, — да не беспокойтесь вы так, Алексей Петрович, вашему дедуле я ничего не скажу. А теперь пропустите, спешу. Некогда мне.

— Любовь Васильевна! Подождите! — всплеснул руками Алексей Петрович. — Вы спасли жизнь моего отца. А я вам тогда не поверил… и мне так неудобно…

— Ага, и наговорили кучу гадостей и уволили с работы! — припечатала я мстительно.