Бабье царство. Русский парадокс

Вступивший на престол Петр Третий, как и Петр Второй, станет весьма кратковременной мужской «прокладкой» в могущественном женском царстве. Будет править несчастный Петр Третий – первый убиенный Царь из династии Романовых – всего несколько месяцев. Но останется в нашей истории как жалкий инфантильный глупец, самый ничтожный из Романовых.

На самом деле этот образ Петра Третьего, ставший каноническим, создала в своих «Записках» одна из самых блестящих писательниц галантного века – его собственная жена Императрица Екатерина Вторая. Портрет, написанный ею в «Записках», успешно закрыл собой реального Императора Петра Третьего. Из «Записок» Екатерины этот образ шагнул на страницы почти всех исторических и художественных сочинений.

«Записки» великой Екатерины

После смерти Екатерины Второй ночью в ее секретном кабинете ее сын Павел нашел объемистый конверт. С удивлением он прочел надпись: «Его Императорскому Высочеству великому князю Павлу Петровичу, моему любезному сыну». Это и были «Записки» (мемуары) Императрицы, которые, к его изумлению, не любившая его мать, оказывается, писала… для него, отвечавшего ей такой же «любовью»!

Рукопись хранила следы упорного неустанного труда. Екатерина писала, зачеркивала, переделывала, оставляла пространство, чтобы вписывать новые редакции, – но инсульт прервал работу.

«Записки» начинались с эпиграфа: «Счастье не так слепо, как его себе представляют. Часто оно бывает следствием длинного ряда мер, верных и точных, не замеченных толпою и предшествующих событию. А в особенности счастье отдельных личностей бывает следствием их качеств, характера и личного поведения… Вот два разительных примера: Екатерина II, Петр III».

И далее шли воспоминания Екатерины…

Павел узнал, как его мать, прелестная пятнадцатилетняя Ангальт-Цербстская принцесса, выбранная Елизаветой в жены наследнику престола Петру, встретилась с русским двором. Карты, наушничество, интриги и сердечная ненависть придворных друг к другу – такова жизнь этого варварского необразованного двора. И умненькая Екатерина скажет себе: «Жить придется по-ихнему, но думать по-своему». И она решает заняться самосовершенствованием. Она вырабатывает правила жизни: «Для начала надо понять, каких качеств у вас нет. И поняв это, сказать себе: разовьем их».

И это совершенствование девушки-философа происходит в постоянной борьбе с глупым, недоразвитым, инфантильным мужем Петром…

Женившись, Петр остается ребенком – играет в солдатики, вершит военный суд – вешает крысу, которая съела двух часовых, сделанных из крахмала; подсматривает через дырочку в стене за интимной жизнью тетки-Императрицы, приглашает позабавиться этим зрелищем придворных. Но главное – он готов влюбиться в любую уродину, только не в… прелестную и умную жену Екатерину. К тому же инфантильный Петр попросту не знает, как спать с женщиной. Екатерина остается девственницей, а брак их – бесплодным. Долгое отсутствие наследника угрожает стабильности трона и вызывает гнев тетки – Императрицы Елизаветы. Поэтому Елизавета заставляет Екатерину принять труднейшее решение, чтобы исполнить свою обязанность перед троном… Далее идет эпизод, который обрек «Записки» стать секретнейшим документом, бомбой, подрывающей права династии Романовых.

В «Записках» притаилась тайна династии

В это время за Екатериной почти открыто и нагло ухаживает князь Сергей Салтыков. «Он был прекрасен, как день», – пишет Екатерина. Но добродетельная девушка глуха к страсти главного придворного красавца.

Однако вскоре Екатерине приходится понять, почему так смел и дерзок князь Салтыков.

Она описывает, как к ней приходит любимица и наперсница Императрицы Елизаветы, Мария Чоглокова, и затевает удивительный разговор.

«Чоглокова… однажды отвела меня в сторону и сказала: «Послушайте, я должна поговорить с вами очень серьезно». Я, понятно, вся обратилась в слух; она с обычной своей манерой начала длинным разглагольствованием… о том, что нужно и чего не нужно для взаимной любви и для облегчения или отягощения уз супруга или супруги, и затем свернула на заявление, что бывают иногда положения высшего порядка, которые вынуждают делать исключения из правил. Я дала ей высказать все, что она хотела, не прерывая, вовсе не ведая, куда она клонит, несколько изумленная, и не зная, была ли это ловушка, которую она мне ставит, или она говорит искренно. Пока я внутренне так размышляла, она мне сказала: «Вы увидите, как я люблю свое Отечество и насколько я искренна; я не сомневаюсь, чтобы вы кому-нибудь не отдали предпочтения: предоставляю вам выбрать между Сергеем Салтыковым и Львом Нарышкиным. Если не ошибаюсь, то избранник ваш последний». На это я воскликнула: «Нет-нет, отнюдь нет!». Тогда она мне сказала: «Ну, если это не он, так другой, наверно». На это я не возразила ни слова, и она продолжала: «Вы увидите, что помехой я вам не буду».