Бабка Котяжиха

– Я-то? Да огурчики вот посолить хочу, зима-то не за горами, моргнёшь только, а уж белые мухи запорхают за окном, а лето красное оно год кормит. Слыхала такую поговорку?

– Слыхала, – кивнула Алёнка, – Бабушка, а можно я тебе подсоблю огурцы солить? Я умею. Меня матушка научила. Я дома всегда сама солила.

Алёнка потупила глаза и на ресницах её показались слёзки от воспоминаний о матушке.

– Ну-ну, донюшка, – приобняла бабка Котяжиха девушку, – Давай-ка, научи меня, как матушка твоя огурчики солила.

– Она не только огурцы, она ещё и яблоки мочёные делала, и капустку квашеную. Самые вкусные они были! – встрепенулась Алёнка, – К нам все приходили, угощались, и всегда удивлялись, как же так у матушки получается!

– Наверное, секрет особый знала матушка твоя?

– Да нет, она просто добрая была очень, всегда песни пела, людей всех любила и всё живое вокруг себя.

– Вот и ты такая же, моя милая, на матушку свою похожа. И всё у тебя в жизни хорошо будет. Ну что ж, идём в избу, покажешь мне, как по твоему рецепту солить.

В избе Алёнка с радостью начала хлопотать у стола, рассказывая Котяжихе, какие травки нужно положить, как лучше хрен порезать, чтобы он крепость свою отдал, как лист смородиновый в трубочку свернуть да промеж ладоней покрутить, помять. Котяжиха с улыбкой слушала советы Алёнки, глядела на эту худенькую, почти просвечивающую насквозь девушку, наблюдала, как ловко да проворно она управляется с делом, и думала про себя:

– Милая ты моя, какая судьба тебе выпала тяжёлая. Но да ничего, с этого дня всё у тебя переменится, дни твои суровые прошли, извернётся теперь лента дороги твоей жизненной и всё у тебя будет хорошо.

Как закончили они с огурцами, так сказала бабка Котяжиха:

– Ну, моя милая, хорошо мы с тобой поработали, не грех и отдохнуть теперича. Пойдём-ка в баньку. Пока ты спала, я уже баню протопила, сейчас как раз самый пар будет.

Алёнка замялась.

– Ты чего это, милая?

– Бабушка, я спросить у тебя хотела, – на глазах Алёнки вновь блеснули слёзки, – А как жить-то мне дальше? Мне ж домой надо к брату возвращаться.

– А зачем тебе туда возвращаться? Что ты там забыла?

– Дак как же… А где же я жить-то буду и как, у меня ведь ничего нет?

– У меня и будешь жить пока, а добра моего нам на двоих хватит, не обеднею я от тебя, не переживай. Не плачь, донечка, Господь всё управит. А Матрёну ты больше не бойся, ничего она тебе больше не сделает.

Алёнка улыбнулась, в порыве обняла бабку Котяжиху, расцеловала её в обе щёки, а после вперёд неё побежала по тропочке в баню. Уже вечерело, и на деревню опускался тёплый летний вечер, мычали по дворам коровушки, возвратившиеся с полей, ветерок доносил с лугов сладкие запахи трав, бледный лик луны появился уже на восточной стороне неба, уставшие за длинный день бабы выходили ко двору, посидеть на лавке да побаять с соседушками.

Бабка Котяжиха принесла в глиняной крынке настой из трав, разлила по чашкам, велела Алёнке выпить:

– Пей, донечка, тут травки пользительные очень, лечебные, это чтобы все-все твои болячки прошли. А сейчас я тебя попарю, все хвори прочь уйдут.

Алёнка послушно выпила и по всему её телу тут же разлилось тепло и приятная нега. Они разделись и вошли из предбанника в баню. Когда Алёнка скинула одежду, бабка Котяжиха ахнула, закрестилась потихоньку и забормотала себе под нос, так, чтобы Алёнка не слышала.

– Ах, ты ж, нежить, ах, ты ж нехристь, проклятая ты антихристова душа, – ругала она Матрёну, – Ах, ты ж ворог рода человеческого! Это ж надо было так над девчонкой издеваться, она ить худющая, светится на свету насквозь, а она её так била. Ну, погоди, погоди, получишь ты ещё у меня.

Алёнка стыдливо прикрывала свою наготу.

– Ничего, ничего, Алёнушка, полезай-ко на полог, сейчас я тебя полечу.

Алёнка легла на полог, где тоже разложены были травы, которые были у Котяжихи везде. Они слегка покалывали кожу, от жара все царапины и синяки саднило, пряный, густой аромат мягко обволакивал её, дурманил, пот каплями собирался на коже и стекал вниз, и от него ранки на теле ещё больше щипало. В бане было жарко натоплено, Котяжиха постаралась на славу, и Алёнка совсем сомлела, давно уж никто не заботился о ней вот эдак-то…

Тем временем Котяжиха полила Алёнку водой из шайки, взяла в руки два веничка, берёзовый да дубовый, и потихоньку-полегоньку принялась охаживать-постукивать девушку с головы до пят, что-то приговаривая. Но что – Алёнка уже не слышала. Она как будто уснула. Виделись ей бескрайние луга, по которым шли они с матушкой к лесу, по грибы да ягоды, видела родительский дом, печь, зимний вечер, матушка учит её прясть, вот они вместе ткут половики, вот батюшка приносит ей новый полушалочек, а это Степан, он катает её на спине вместо лошадки, они весело хохочут, а родители, обнявшись, смотрят на них.

– Ну вот, вставай, моя хорошая, – Алёнка как будто очнулась и увидела бабку Котяжиху.

– Ой, а я уснула, кажется!

– Это хорошо, сон все хвори лечит, а теперь давай-ка мыться.