Бабочка

Труди улыбнулась ему. Он был высок, хорошо сложен, носил очки в железной оправе, как хиппи шестидесятых годов. Это придавало ему интеллигентный вид. Выпускник колледжа, предположила она. Человек научного склада.

— Привет, — ответила она и предложила ему сесть. Присев, он повернулся к Труди и сказал:

— Ну что, завтра утром проснемся вместе?

Ярко-голубой корветт мчался на всей скорости по бульвару Уилшир, пролетая на желтый свет и меняя полосы движения. Труди опустила верх машины, ветер трепал их волосы. Впереди загорелся красный свет, она резко нажала на тормоза, и машина остановилась.

Алексис посмотрела на сердитый профиль подруги и заметила:

— В иные времена ты бы повела его домой.

— Господи, неужели мужчины не могут разговаривать иначе? Одни и те же затасканные выражения.

— Ходи по таким барам, и ничего другого ты не встретишь.

Труди откинулась на сиденье и покачала головой.

— Мне тридцать лет, Алексис. Я хочу найти человека и прожить с ним всю жизнь. Но мне не нужен любой. Он должен быть… ох, я не знаю.

— Он должен быть похож на твоего партнера в «Бабочке»?

— Наверное. Хотя не знаю, чего я хочу.

Рядом с ними остановилась еще одна машина в ожидании зеленого света светофора. Труди посмотрела — это был белый роллс-ройс классической модели конца пятидесятых годов. Окна были затемнены, даже шофера не было видно.

— Хорошая машина, — прокомментировала Алексис. Наконец загорелся зеленый, и Труди нажала на газ.

— Собственность какой-нибудь рок-звезды! — крикнула она, стремительно отрываясь от роллс-ройса.

Роллс степенно проехал перекресток и повернул на дорожку, ведущую к высокому зданию из стекла и бетона. В большинстве окон уже не горел свет, светились лишь несколько на двенадцатом этаже. Машина остановилась перед входом, шофер вылез и открыл дверь. Из машины появилась Беверли Хайленд, подняла воротник шубы и быстро вошла в пустынное здание.

На двенадцатом этаже она прошла прямо через дубовые двери в свой кабинет.

— Привет, — сказала ей женщина, которая уже ждала ее там.

— Прости, что опоздала, — произнесла Беверли, снимая шубу. — Задержал телефонный разговор. Что у тебя?

Женщина протянула пачку бумаг. Взяв бумаги, Беверли спросила:

— Новые члены?

— Новые партнеры, — ответила директор «Бабочки».

— Возможно, нам придется расширяться, — негромко сказала Беверли, просматривая бумаги. Затем она отложила их в сторону и серьезно посмотрела на подругу.

— Он взял деньги, — сказала она. — Дэнни взял пятьсот тысяч и пригласил меня на свое ранчо в Техасе. Мне удалось уклониться вновь, но рано или поздно мне придется встретиться с ним лицом к лицу. Ему не терпится поблагодарить меня лично за поддержку его кампании. В любом случае пора начинать следующий этап нашего плана. Скажи остальным, что я хочу встретиться со всеми через неделю, как раз накануне первичных выборов в Нью-Гемпшире.

— Хорошо.

— Волнуешься? — спросила Беверли.

— Не знаю.

— Не надо. Возможно, Дэнни и сильный противник, но я сильнее. Все пойдет как надо, я обещаю.

Женщины посмотрели друг на друга. Они знали, о чем каждая из них думает. После тридцати пяти лет Беверли наконец нанесет удар. Одиннадцатого июня Дэнни Маккей будет жалеть, что появился на свет.

Голливуд, Калифорния, 1960 год

— Сейчас самый горячий товар — это секс, знаешь об этом, Беверли?

Она не слышала Роя. Она была слишком занята, разбираясь в невообразимых записях в книге бухгалтерского учета. В такие моменты Беверли вспоминала Кармелиту. У той поразительный природный дар, а она вынуждена похоронить его вместе с другими мечтами. Кармелита прекратила отвечать на письма Беверли два года назад.

— Послушай, Бев, кто, по-твоему, самый сексуальный актер?

— Не знаю, — произнесла она, не отрывая глаз от счетов.

Рой Мэдисон недовольно нахмурился и сказал:

— Я серьезно, Бев. Ну давай, скажи, кто самый сексуальный мужчина на экране?

Беверли положила карандаш. Она сидела на высоком стуле с краю стойки. Рой занимал свой обычный угловой столик, рядом с телефоном. На его столе были разбросаны последние номера журналов о кино. Одежда на нем была чистая, но вся залатанная, стул стоял так, чтобы в любой момент посмотреть на свое отражение в музыкальном автомате. Два часа назад он заказал себе чашку кофе, которую пил до сих пор. При своих скудных средствах Рой не питался даже у Эдди. Он проводил время, просматривая журналы в поисках предложений. Типичный безработный актер.

— Я, правда, не знаю, Рой. Я не хожу в кино.

— А как насчет Пола Ньюмана?

Они разговаривали во время утренней передышки — между завтраком и ленчем, — поэтому за столиками было мало посетителей. С улицы тоже не доносилось никаких звуков.

— Зачем тебе знать, Рой?

— Я раздумываю над тем, чтобы сменить имидж. На более сексуальный.