Бабочки в жерновах

Та, к неимоверному облегчению Ланса, хрипло булькнула, потом закашлялась, доказывая делом, что имперские эмиссарши так просто не сдаются.

— Не копошись… — проскрипела Лив. — Бывает. Лицо видел?

— Нет… Я думал, вы знаете… — и добавил поспешно: — Это не я!

— Да знаю! Мужик или баба?

— Мужчина.

Лив недобро нахмурилась:

— Та-ак… Помоги-ка мне встать. Ох, — и глянула на свои ладони. — Надо промыть. Один раз поленилась, попала какая-то дрянь в рану — и всё, конец… Идем отсюда. Держись рядом.

Конечно, Ланс помог встать и подставил плечо. Помочь женщине — святое, причем зачастую неважно, хочет она этого или нет:

— Надо забрать отсюда Верэн.

— Да что ты в нее вцепился-то? Уж кому-кому, а Куколке тут ничего не грозит. В отличие от тебя, — и нахмурилась от плачевного вида своих рук. — И меня, да. Пойдем к Исилу, он где-то рядом был. И не спрашивай пока ни о чем, понял?

— Правильно, вам нужно к доктору, — поддакнул Ланс.

И принялся с удвоенным тщанием высматривать Верэн.

А доктор оказался подозрительно запыхавшимся, слегка помятым и с отчетливыми следами борьбы на тунике. Как будто только что душил кого-то. Душил, душил, но не додушил.

Ланс открыл было рот, чтобы пригвоздить «доброго» лекаря к месту обвинениями в попытке убийства, но осекся под бешеным взглядом Лив и покорно смолчал. Надо ли говорить, что его решение забрать девчонку-хадрийку из этого… этого преступного притона обрело гранитную твердость? Это правильно! Ибо фамильное упрямство Лэйгинов известно было на весь Мурран.

— Верэн! Проклятье! Верэн, идите немедленно сюда!

В голосе Ланса прорезались отцовские нотки, а ладони буквально зачесались от желания взять в них дробовик и выйти на охоту за всякими юбкодралами.

Эмиссарша хищно прищурилась, глядя на доктора, и снова протянула:

— Та-ак… Лечи! — и сунула ему под нос раненые ладони.

Но и про Ланса не забыла:

— Иди, поищи Куколку. Ее, кажется, Берт увел то ли в кусты, то ли к причалу.

Повторять просьбу не пришлось. Лэйгина будто ветром сдуло, так быстро он помчался вытаскивать из кустов дуреху! Ну, рыцарь, что там и говорить!

Лив, Исил и другие. Эспит

Черный саквояж из потертой кожи — непременный атрибут каждого уважающего себя доктора — с эспитским фестивальным костюмом никак не сочетался, а потому Исил-Палач, все остальное время удачно прикидывавшийся лекарем, мог предложить для исцеления пострадавших ладоней Стражницы только старые добрые методы вроде обработки краев ранок чем-нибудь спиртосодержащим (для дезинфекции) и последующего прикладывания листа подорожника, сорванного с ближайшей могилы (для скорого заживления).

Лив стоически терпела экзекуцию, молчала, однако усмехалась очень недобро.

— Готово, — буркнул доктор-убийца, затянув последний узелок импровизированного бинта. — Дай шею осмотрю. Что там у тебя?

— А ты не знаешь? — скривила губы Стражница. — Сдается мне, Исил, что по основной профессии ты теряешь квалификацию. Нет?

— Попытка не пытка, Лив, — ответил Палач с той особенной обаятельной улыбкой, от которой в свое время даже закоренелые злодеи признаваться начинали еще до того, как им вырвут первый ноготь.

— Тем не менее, это была попытка. И ты ее провалил, Исил. Напомнить правила Охоты? — Лив устроилась поудобней и осторожно пошевелила пальцами. Забинтованные ее ладони не сгибались, отчего Стражница была неуклюжа и сердита. — Подай мне фляжку с тем, ну, чем ты там мне на руки прыскал? Ага, вот с этим! — глотнув спиртного, женщина выдохнула и зажмурилась, смаргивая слезы. — Ох! Ну, что скажешь?

— А что ты ждешь? — Исил пожал плечами. — Остальных я не сдам, если ты об этом. И не моя вина, что нам помешали, моя дорогая. Уверяю, я уже практически закончил, когда в наши дела влез этот… Чужак! И что ему неймется?

— Ха! — Лив хрюкнула от смеха. — Да ведь именно такого вы и искали! Такого, которому неймется. Пользуйтесь теперь своей находкой. Надеюсь, ты не ждешь от меня сочувствия, Исил?

— Вот чего-чего, а сочувствия в тебе никогда не было, Овчарка. Тем удивительней происходящее. Твое вмешательство в наши планы совершенно нелогично. Разве что… — и Палач состроил неодобрительную гримасу: — Возраст у тебя близкий к критическому… нерегулярная половая жизнь… Чужак кажется тебе подходящим партнером для близких отношений?

— Ну и урод же ты, Исил, — помолчав, ответила Лив. — Права Охотница, козлы вы все. Если тебя, как доктора, так уж тревожило мое здоровье и душевное равновесие, надо было предложить свои услуги раньше. До удавки.

Исил развел руками, изображая раскаяние, которого, впрочем, в душе эспитского доктора-Палача не отыскалось бы и под микроскопом.

— Этот день кончается, — добавила Стражница. — Значит, и Охота на сегодня кончается тоже. Передай им, что завтра я не буду такой беспечной.

— Огнестрельное оружие при Охоте запрещено, — напомнил доктор. — И собака, кстати, тоже.

— Ничего, мне и дубинки хватит, — улыбка дамы Тенар расцвела обещаниями. — Помнишь?

И смотрела на него в упор до тех пор, пока у Исила не задергалась щека. О да, он помнил. И — да, дубинку дамы Тенар помнил не только он.