Бабочки в жерновах

— Нет у меня никаких кают, рыбка. Тут не прогулочный катер, знаешь ли.

— Где же я буду… ночевать?

Верэн совсем растерялась, беспомощно оглядываясь по сторонам. Как же так? На настоящем корабле обязательно есть каюты.

— А на палубе под брезентом.

— Ох!

— Я буду рядом, сударыня.

Смазливый Ланс влез в серьезный разговор совсем некстати. И его любезности не показались такими уж приятными.

— Вот еще! Я — порядочная девушка.

— Да мы и не сомневаемся, — развел руками Берт. — Но трюм занят, а каюты не предусмотрены.

Они отплыли в прекрасный закат, который на деле оказался недобрым предвестником бури. Едва солнце опустилось за горизонт, как ветер нагнал тучи, пошел дождь и заволновалось море.

— Брысь под брезент! — приказал капитан девушке и тут же о ней забыл, сосредоточившись на любезнике-Лансе. — А ты, смелый городской парень, дуй к Чику на помощь в машинное отделение! Бегом!

Очень вовремя он разогнал честну компанию, очень. Шторм вдруг налетел на «Келсу», как разбойник-кречет на курицу. Тут-то и выяснилось, что ничего ужаснее с Верэн прежде не случалось. Недавние приставалы не в счет. Ветер, дождь и качка быстро превратили гордую дочь Хадранса в мокрого перепуганного цыпленка. Куда делась стойкость и решимость? Ох, не слышал Берт, как жалобно пищала Верэн Раинер: «Мамочка! Мамочка милая! Забери меня отсюда!». И хорошо, что не слышал! Отважный островитянин сражался с рассерженным морем. За рыком двигателя и ревом шторма девушка и сама-то себя не слышала. Верэн перестала считать, сколько раз её стошнило в подол, ибо еще чаще её с ног до головы окатывало ледяной водой. Мир вокруг сошел с ума, тяжелое небо упало в море, а водяные бездны, презрев тяготение, устремились в небеса. И казалось, что в этом кошмаре сгинуло всё сущее, только маленький баркас контрабандиста швыряет по волнам, но и его часы уже сочтены. Еще одна волна, еще один удар, и ничто не спасет пассажиров «Келсы» от смерти в океанской пучине.

Верэн считала себе плохой верующей, редко ходила в молу[5] по своей воле. Только по праздникам, да чтобы родители не ругались, а просто так — никогда. При виде расписных «жерновов» вообще смех нападал, а стоило представить себе Мировые Весы, так сразу возникал вопрос: что на таких можно взвесить? Грехи и добродетели? Ох, вряд ли. Но в миг смертельной опасности вспомнились тягучие речи озаннского «мельника». И Верэн совсем не хотелось сгинуть в цвете лет, так ничегошеньки, кроме хадрийского захолустья, толком не увидев в жизни. Великая Мельница не смолола грехов, накопленных в других, неведомых рождениях, а значит, обречена она на новую жизнь опять с того же самого нуля, где-нибудь на другом конце земли. Так и проживет Верэн Раинер голозадой дикаркой среди других дикарей, пожирая червяков и коренья. Ужас!

— В мире, где есть всему место и время, где все равны пред Судьбою… ик… ой!.. — вдруг вспомнились слова молитв. — Пусть же и мне будет… мамочка!.. пусть мы доплывем! Пусть Берт доплывет!

О том, как дела у попутчика, девушка не думала совершенно. Он — мужчина, он сам разберется. А вот Берт… Ах, Берт! Он — прекрасен в штормовке, с мокрым лицом и прокушенной губой. Его-то уж Верэн разглядела даже из-под брезента и сквозь дождевые потоки.

Он, высунувшись из рубки, что-то кричал Чику-механику, что-то важное и нецензурное, но слов не разобрать, а, следовательно, оставалось просто любоваться его мужественной красотой. В Озанне за такого девки передрались бы насмерть.

— Ты живая, малявка? — спросил он, когда уже ближе к следующему полудню море немного утихомирилось.

«Ага! Значит, думал обо мне», — обрадовалась Верэн и энергично закивала в ответ. Пусть видит, что хадрийки — крепкие женщины, которых не испугают ни шторма, ни портовые приставалы.

— Молодчина! Хорошо держалась!

Слышать похвалу из уст храбреца-островитянина вдвойне приятно. Верэн не удержалась и насмешливо фыркнула на зеленого, как листочек салата, Ланса, едва держащегося на ногах. Мол, знай наших! Столичной штучке в шторм сильно досталось, и он не собирался скрывать свою немощь. Слабак! То ли дело Берт!

Элисон Хил Рэджис. Эспит

Какое это все-таки счастье — сидеть в мерно покачивающейся лодке и неторопливо подбрасывать в воду соленую тресковую икру, ожидая, когда сардинки учуют лакомство и приплывут на пиршество. А потом уже тащить из воды сетку, полную улова. Синевато-зеленые спинки, переливающиеся всеми цветами радуги, и бело-серебряные брюшки — щедрейший и бескорыстнейший из даров моря островитянам. Воистину, только ленивый не закинет сети в кишащие жизнью воды.

Отличный улов изрядно порадовал Хила Рэджиса. Но когда это человек остановится на достигнутом? И банальная жадность в итоге победила лень. Еще один заход, пока солнце высоко, решил он, и можно возвращаться домой.

«Коптить будем вечерком, по прохладе, а сначала…»