Молчание. Снова молчание. Узист молча убрал свою тугую влажную штучку прочь. Молча протер мне пузо салфеточкой.
— Так что печень? Что… — не на шутку встревожилась я. Потому что до этого страстные дифирамбы, а тут тяжелый молчок.
— Обычная печень. Без изменений. Печень как печень… Как у всех.
В голосе его звучало не то чтобы разочарование, но вот знаете… как будто последняя конфета в коробке ассорти оказалась пустой.
Мне даже неловко стало за мою такую обычную скучную печень.
— Но ваш желчный! Аааах! Восторг! Восторг! — снова радостно засветился узист. — Приходите опять. Не лишайте меня такой радости.
А я потом шла домой и думала. Ну вот наверное так и надо относиться к работе. Не просто с любовью. А буквально с вожделением.
Зы. Не дам адрес. Самой по секрету слили.
— 22 —
«Я много лет изнуряю себя спортом и диетами, чтобы оставаться в форме и выглядеть на все сто. А те, кто этого не делает, ленивые распущенные глупцы».
— Точно глупцы? Прям вот точно-точно?
А она такая смотрит на меня и не понимает вопроса.
— 23 —
Я не люблю секонд дичайше. Меня от него воротит и я брезгую всем этим страшно. До трясучки.
Этот запах характерный, эти странные мертвые вещи, возможно, мертвых людей. Эти покупатели с сосредоточенными лицами, ковыряющиеся в ветоши…
Бррр…
Но другое мое Я обожает секонд страстно и готово там торчать часами, наслаждаясь восхитительным процессом ковыряния в ветоши и падальщичества.
НЕТ! Это не охота. Не собирательство. Это падальщичество в чистом виде. Выковырять из гнилья алмаз… Заклекотать радостно. Схватить алмаз и унести в гнездо.
Особенное удовольствие. Не знаю других мест, где можно его получить.
Последний найденный алмаз — хьюгобоссовский серенький пиджачишко. Схватила, прижала к груди, притащила домой. Висит. Носить не буду — модель мне совершенно не к лицу, ну и опять же брезгую слегонца.
Но если б был бы к лицу — еще как носила бы. Вон джинсы-клеш секондовые у меня — лучше не было джинсов!
Висит пиджачишко. Радует глаз. Через месяц выброшу. Потом еще что-нибудь нарою в куче гнилья.
Очень люблю. Очень.
— 24 —
Вчера в электричке видела трех мужиков, которые играли в дурака. Разложились на сиденье и играют себе…
Окатило-уцепило чем-то таким детским, правильным, родным. Что-то вдруг очень не голливудского уже привычного контента, но абсолютно «твое» из правильного прошлого.
И не только я. Все им радовались.
Им бы еще помидорок розовых, крупной солью посоленных. На газетке. И ваще самое оно.
Эх…
Не. Ну вот помните же… Вот мама, папа, тети, дяди всякие. И одеялко на пляжу. И помидорцы, и огуркены, и яйки вкрутую. Соль канешн в солонке или может в бумажечке. Кура вареная бывает. Пирожки тоже…
И жара.
И ветер.
И запах воды.
И карты. Засаленные карты с этой рубашкой «в клеточку». И «а давайте в подкидного»… И поехали. И ничего что тебе шесть лет. Тебя берут. Ты хорошо играешь…
А взрослые еще пивко пьют. Из банок трехлитровых… Горькое немножко пивко. Жигулевское. С пенкой.
И рыбка, рыбка. Воблочка или лещик. Лещик тугой такой на закус, солененький.
— 25 —
Заглянула соседка. Дала какой-то рассады (боже, зачем мне рассада?). Поинтересовалась моим здоровьем. Выпила чашку яблочного сока. Уходя, спросила: «А вот ты писательница. Много знаешь. Как думаешь, бог создал человека сразу? Или все-таки бог сначала создал обезьяну, а потом из обезьяны уже вырос человек?»
Трезвая. 60 лет. Просто накрыло экзистенциальным кризисом.
Ничего не ответила рыбка (С).
Ответа и не требовалось.
— 26 —
С подружкой как-то заехали в город Тамбов. Ну вот случился у нас такой вояж без причин. Просто кто-то позвал из общих знакомых — мы и рванули на выходные. И я помню, там было круто.
Там была такая офигенная речка, и такие клевые ребята, и шашлык, и пиво, и мы еще потом гуляли по улицам, и такие были красивые домики, все в сирени. И еще мы потом ночью зашли в какой-то странный бар, где обитала тогдашняя тамбовская «золотая молодежь» и пили отвертку, потому что не было денег на мартини. А потом еще утром мы опоздали на поезд, и пришлось ждать следующего, и весело тусить на вокзале. И нам достался такой смешной веселый плацкарт, где ехали дембеля. И мы пели под гитару, и ели бутеры с салом, которые нам делала добрая женщина…
И потом, уже в Москве, оказалось, что в Тамбове я оставила куртку, и пришлось брать у кого-то из дембелей какой-то старенький толстый огромный свитер, и он еще у меня долго жил, и я носила его на даче…
Отличная была поездка.
А потом мне эта подруга рассказала, что, оказывается, речка была маленькая и грязная, ребята были глупые и травили плохие анекдоты, пиво было дешевое и разбавленное, домики покосившиеся и бедные, город тусклый… Бар был стремным и вульгарным, золотая молодежь нас презирала за то, что мы пьем отвертку, которая была тоже разбавленная и с дешевой водкой… И еще было ужасно, что мы опоздали на поезд и пришлось на этом жутком бомжеватом вокзале мучиться.
И еще нам достался вонючий плацкарт и грубые тупые дембеля. И эта назойливая тетка и ее противное сало, которое она всем пихала, хотя никто его не хотел…