Бабуин мадам Блаватской

Судя по письмам Синнетта и Хьюма, им доставляла удовольствие склонность Блаватской к насмешкам: обширная переписка между этими тремя корреспондентами (а также между ЕПБ и Пэйшнс Синнетт) полна разнообразных сплетен и постоянного обыгрывания мысли о том, что в конце концов Блаватская все же может оказаться мошенницей. Она постоянно провоцировала и опровергала эти обвинения, чтобы они появлялись вновь и вновь. Новые друзья ЕПБ переняли у нее фамильярный тон. "Если они все-таки не существуют, – пишет ей Хьюм об Учителях, – то какая же великолепная романистка могла бы из вас получиться! Ваши персонажи на удивление последовательны. Когда наш добрый старый Христос – я имею в виду К.Х., снова появится на сцене? Он наш любимый актер..."[58].

По поводу доверчивости англичан Блаватская была совершенно права. Хотя Хьюм в конце концов заартачился, Синнетт подчинился Блаватской целиком и полностью. Чтобы развеять последние сомнения, она решила позволить им вступить в контакт с Учителем. Хьюм и Синнетт горячо устремились к этой привилегии, надеясь стать учениками-чела в Братстве; но поскольку все послания от Мории и Куга Хуми проходили через руки Блаватской, создалась весьма запутанная ситуация. Блаватская предвосхищала письма и составляла ответы на них, либо непосредственно, либо посредством "психической передачи". Иногда письмо возвращалось к адресату с пометками, сделанными рукой Учителя (зачастую – в живом стиле, свойственном самой ЕПБ)[59].

Контроль над контактами с Братством был источником авторитета Блаватской, но весьма ненадежным.

В конце концов проблемы, возникши в связи с этой перепиской, привели к разрыву между Хьюмом и ЕПБ. Хьюм и Синнетт вскоре перестали довольствоваться ответами, которые они получали от Кут Хуми. Вместо того чтобы отвечать на метафизические вопросы, Учитель буквально засыпал их указаниями обходиться с ЕПБ по-доброму и с пониманием. "Не бойтесь быть снисходительными к ней", – писал им Кут Хуми[60], и некоторое время они его слушались. Но к 1882 году, видимо, заподозрив Блаватскую в обмане, они решили написать непосредственно Учителю в обход своей посредницы, с предложением обходиться и впредь без ее услуг. К сожалению, переслать это письмо Хьюм и Синнетт могли, как обычно, только при помощи Блаватской. "Старая Леди" удалилась с этим посланием в свою комнату – намереваясь поиграть на фортепиано, пока запечатанный конверт будет "передаваться" по назначению, – но несколько минут спустя из-за двери послышалась отнюдь не музыка: разгневанная Блаватская с криками выбежала из комнаты, прочитав письмо и обнаружив предательство.

С этого момента и без того шаткая вера Хьюма в Блаватскую окончательно рухнула. Явным мошенничеством ЕПБ профанировала все свои реальные или мнимые оккультные силы, самолично отвечая на письма к Учителям и выдавая эти ответы за оккультные послания. В Учителей Хьюм по-прежнему продолжал верить и поначалу отвергал лишь самозванку-посредницу, называя ее лгуньей, притворщицей, посредственностью и хронической хвастуньей. Впрочем, через несколько месяцев Хьюм окончательно вышел из Теософского Общества, окрестив Учителей "эгоистичными азиатами"[61]. В последующие годы эта схема первоначального увлечения ЕПБ и дружбы с нею, сменяющихся быстрым разочарованием, повторится неоднократно. Однако Синнетт продолжал верить Блаватской и после ее смерти даже стал вице-президентом Теософского Общества. Его жена осталась подругой ЕПБ, но после ухода Хьюма отношения между Синнеттом и ЕПБ стали более напряженными, и в поздних письмах Блаватской можно встретить немало едкой иронии в адрес "тупости" и "ничтожества" Синнетта.

Беда была в том, что сколько бы Блаватская ни отстаивала свою правоту и как бы она ни желала быть принятой в англо– индийском обществе, ей не удавалось удержаться от подтруниваний над ханжеством и важной щепетильностью английских официальных кругов. "Моя грациозная величавая персона, облаченная отчасти по-тибетски, отчасти – в подобие ночной сорочки, – писала она из Оотакамунда в 1883 году, – восседает во всей своей неотразимой калмыцкой красоте на званых обедах у губернатора и Кармайкла; за ЕПБ ухаживают адъютанты! Старая Упасика[62]

чудовищным кошмарным видением ходит под ручку с изящными членами Совета в вечерних фраках, бальных туфлях и шелковых чулках, так благоухащими бренди с содовой, что в их окрестностях свалился бы замертво тибетский як"[63].