Бабуин мадам Блаватской

Если новое общество отличалось от старого своими идеями, то внешний вид поначалу оставался прежним. Большую часть "антуража" Штейнер получил от Теософского Общества: важные матроны, экзальтированные леди и юные девицы, богатые идеалисты и чудаки различных сортов. Однако сама атмосфера в Антропософском Обществе была более возвышенной, чем в теософском, и с самого начала Штейнера окружали почтение, серьезность и оптимизм. На фоне вульгарности и надменности теософии антропософия была подчеркнуто естественна и склонна к простому образу жизни. Многие теософы были вегетарианцами, реформаторами моды или защитниками животных, но только "штейнерианство" могло включить все эти идеалы как органичные. Распорядок жизни, основанный самим Штейнером, задавал тон каждому аспекту жизни Общества – от цвета аур до цвета кухонных шкафов, поскольку он сам лично заведовал всем – от духовной жизни своих последователей до их питания.

Среди альтернативных духовных учителей Рудольф Штейнер представлял особый тип: педантичный и весьма образованный западный интеллектуал. Еще одним претендентом на лидерство в построении философского базиса для теософии стал в тот период Петр Демьянович Успенский[168]

. Как утверждал сам Штейнер, образование, полученное им, сделало его более восприимчивым к духу Аримана, который пытался убедить его принять позитивистскую науку. Самоучку Успенского же должен был соблазнять дух Люцифера, представляющего ему картины века будущего, когда человечество,– благодаря его усилиям, будет воспринимать богов такими, какими он видел их сам. Эти два человека были взаимодополняющими типами, отличаясь средствами достижения своих целей. Но в конечном итоге цель у них была одна опровержение теософии. Штейнер действовал изнутри, Успенский снаружи – и их пути положили начало новым эзотерическим традициям, который с тех пор стали довольно влиятельными.

Сейчас имя Успенского мало кому известно вне эзотерических кругов. Он не оставил после себя ни школ, ни учреждений, носящих его имя. Он не был аристократом, ведущим богемный образ жизни, или экзотическим медиумом, а, напротив, довольно серьезным обывателем-горожанином, не основавшим собственного общества и умершим, признав свое поражение. И все-таки его книги до сих пор издаются на одном только английском языке тысячными тиражами каждый год и пользуются хорошим спросом. Не будучи официальным членом Теософского Общества (которое было разрешено в России только в 1908 году), он тем не менее с огромным вниманием читал теософские работы и использовал многие его идеи при построении собственного странного синтеза кантианского идеализма, математики четырех измерений, суфизма и буддизма. Со временем он тоже разочаровался в Обществе по тем же причинам, что и Штейнер, находя его доктрину непоследовательной и педагогику неадекватной. Однако он предлагал решить эти проблемы совсем другими способами, нежели Штейнер.

Успенский, выходец из высшего слоя среднего класса, родился в Москве, в 1878 г. Его родители, земельный инспектор и художница, умерли, когда он был еще ребенком, и его воспитывала бабушка. Он рос ленивым, мечтательным и своевольным. Из школы он был исключен и на этом закончилось его официальное образование. После он сам занимался философией, физикой и математикой – единственными предметами, которые его интересовали. Возможно, именно недостаток общего образования побудил его впоследствии искать законы, управляющие человеческим существованием.

Художественное описание его детства можно найти в сочинении Успенского "Странная жизнь Ивана Осокина", а воспоминание о годах молодости в книге – "В поисках чудесного", герой которой раздираем противоречиями. Успенский был не только ленивым, но и беспокойным; не только скептиком, но и доверчивым; сильным духом и нуждавшимся в поддержке, волевым и подчиняющимся чужой воле, логическим мыслителем и мечтателем, общительным и одиноким, не терпящим возражений и ищущим хороших собеседников, сибаритом и аскетом. Внешне он был невысок, крепко сложен, с массивной головой, бычьей шеей, тонкими губами и пронзительным взором. Он любил кошек и вино, одевался со вкусом, днем вел образ жизни профессора, а ночью – представителя богемы. Его часто посещали ощущения "дежа вю" – "уже виденного" – и он в равной степени интересовался математикой и мистицизмом. Обе эти области, как казалось, предоставляли ключ к пониманию многих вещей: первая посредством чисел, а вторая посредством видений. И язык они использовали схожий – недоступный для большинства.