Bad Debts

Переведя взгляд на свое тело, он не увидел левой стопы. Ее просто не было. Из штанины торчал только обломок белой кости. Торец кости был усыпан мелкими кристалликами, похожими на сахар. Чуть выше, на этой же ноге, из разорванной штанины торчал еще один обломок кости — открытый перелом голени. Правая нога, перебитая осколками и набухшая от крови, словно набитая ватой, была заброшена взрывом под спину. Лежа на ней и пытаясь вытащить ее из-под себя, он ощущал спазмы разорванных мышц бедра. Прицел вел себя так, словно смерти не существовало вообще, упорно наделяя все вокруг жизнью и способностью действовать.

Инстинктивно, боясь ранения в живот, он ощупал себя. Массивная бляха солдатского ремня была аккуратно разрезана осколком. Порезанные мышцы живота обильно намочили кровью ХэБэ. Поднеся испачканные в крови руки к контуженной голове, он увидел сквозную кровоточащую рану под большим пальцем правой кисти. Громко закричав, он не услышал себя.

Звуки исчезли. Боли не было. Люди, приближающиеся к нему, казались такими большими и такими далекими. Они протягивали к нему свои длинные руки, переворачивали его, укладывая на носилки, тут же сооруженные из полотна размотанной чалмы и чьих-то ХэБэ. Раздражение от осторожного прикосновения к нему множества чужих рук сменилось трусливым осознанием того, что это не он что-то делает, а кто-то посторонний что-то делает с ним.

Сознание кипело в замкнутом пространстве контуженного мозга, стремительно теряя вкус жизни. Медленно испаряясь вместе с пульсирующей нудной болью в изуродованных взрывом ногах, оно с безразличием воспринимало происходящее. В одно мгновение он стал похож на кусок мяса, готовящийся в собственном кровавом бульоне на сильном огне боли.

Красные кровяные тельца, оседая под действием силы тяжести, оставляли прозрачную сыворотку, вызывая особую мертвецкую бледность. Кровь, повинуясь гравитации, спускалась в капилляры, расположенные в нижней, развороченной взрывом части тела. Слабеющее сердце выдавливало ее через разорванные вены бедер, словно пасту из тюбика. Жизнь покидала его. Свет его глаз был выдавлен тьмой, медленно наполняющей его сознание. Но смерть так и не приходила — он всего лишь умирал. Порой следует отличать смерть от умирания.

Состояние, в котором он сейчас находился, было для него настолько ново, что он даже не смог его сразу для себя определить. Он чувствовал себя легко и свободно. Кажется, он висел в воздухе? Нет — он парил! Безмятежное блаженство переполняло его. Чувства, мысли — все обострилось, наполняя сознание потоком новых ощущений. Боль, страх, понятие времени и пространства — все исчезло, перестало для него существовать. Вверху, слева от него, разрасталось яркое, огненно-светлое пятно, наполняя своим теплым светом синее выцветшее небо и все вокруг.

Внизу суетились какие-то люди. Он на миг задержался, только из любопытства, чтобы посмотреть на их бестолковую суету вокруг мертвого человека. Он видел, как без лишней суеты, слишком четко и почти обыденно они затаскивали тело через боковой люк в подъехавший (почти без пыли!) БТР. Сверху, в люк водителя, было видно мертвецки белое лицо раненого. То, что парень умер, он знал точно и наверняка. Знание этого не принадлежало ему. Информация была везде и он плавал в ней, одновременно имея возможность думать обо всем сразу и быть везде одновременно.

Неожиданно, почти шепотом кто-то позвал его. И в это мгновение неведомая сила с огромной скоростью бросила его вниз, в люк. Он успел только пережить огромное сожаление от потери той свободы и легкости, которую пришлось менять на плен в этом чужом изуродованном теле. В самый последний миг, стремительно падая вниз, он успел только судорожно сжать плечи, чтобы не удариться о железные края люка.

Пустота. Нет ничего! Друзья, уставшие от «займи до завтра», коллеги, замученные печальными историями о неудачных коммерческих проектах — все это нелепые и тщетные попытки заполнить образовавшуюся пропасть, желание придать ей значительность непознаваемой полноты бытия. Это лучше, чем симулировать полноту, активность отсутствия?

Места в прошлом и в будущем уже все заняты, возможны лишь рокировки и вытеснения, что, собственно, и происходит сейчас вокруг него. «Работа над ошибками» — единственный выход, культ повторения, тактическое расширение настоящего?

Пытаясь занять настоящее, спасти прошлое и будущее, ему приходится ориентироваться в пробеле, образовавшемся между прошлым — бывшим настоящим, и будущим — становящимся настоящим. Борьба за настоящее — занимание «места», никому не предназначенного. И скорее всего, это «место» — его собственная жизнь, опустевшая от страха больно удариться о края люка. Но тот, кто не боится — уже умер!