Багряная цитадель

Флотилия Амальрика встала на якорь у городских стен. Некоторые галеры были разбиты вдребезги огромными валунами из башенных баллист, но большинство осталось невредимо, и с носа и кормы лучники вели непрерывный обстрел, прикрываясь соломенными матами. О шемитских лучниках говорили, что они рождаются с луками в руках, и никто не может превзойти их в меткости. Катапульты метали через стены камни и бревна, утыканные гвоздями, легко сносившие стены домов и убивавшие мирных жителей.

Тараны непрестанно били в ворота, отряды землекопов кротами вгрызались в землю, подводя подкопы для закладки мин; ров переполняли камни, земля и трупы людей и лошадей. Толпы воинов под стенами рубили топорами преграды, тащили лестницы, толкали осадные башни, гнущиеся под тяжестью копейщиков — и все это, несмотря на бросаемые камни и смолу, льющуюся из громадных бочек.

Город утратил надежду, и лишь полуторатысячный гарнизон по-прежнему стоял насмерть против сорокатысячной армии. Вести не долетали до этой далекой пограничной крепости, и известно было лишь о гибели Конана — о ней все время громко кричали осаждавшие. Участь города была решена, несмотря на крепость стен и отчаянную отвагу защитников. Западная стена уже рухнула под напором тарана, и на ее развалинах закипел яростный рукопашный бой, а падение башен оставалось лишь вопросом времени.

Захватчики готовились к последнему штурму. Запели рога, выровнялись закованные в сталь шеренги; обитые свежеободранными бычьими шкурами осадные башни с зловещим грохотом покатились к стенам. Гарнизон отчетливо видел королевские знамена Офира и Кофта; возле них просматривался щуплый высокий Амальрик в золотом вооружении, мускулистый Страбон в агатовом панцире, а между ними, внушая страх самым отважным, стояла худая фигура жреца в развевающейся одежде.

Копьеносцы рекой расплавленной стали потекли вперед, рыцарская конница шла на рысях, склонив к земле украшенные флажками копья. Воины на стенах перевели дыхание, крепко сжав в ладонях рукояти окровавленных, зазубрившихся мечей — и поручили души свои Митре.

Но неожиданный рев рога прорезал шум битвы, а грохот подков заглушил лязг оружия.

Со склонов невысокой горной гряды, окружавшей равнину с севера, не жалея шпор и пригнувшись в диком страхе к конским гривам, мчались отряды легкой конницы Страбона. И за их спинами солнце сияло на стальных панцирях

— шла тяжеловооруженная конница. А над головами рыцарей развевался по ветру большой королевский штандарт Аквилонии.

Неистовый вопль радости вознесся к небесам из уст защитников города. Воины дружно ударяли мечами по щитам, жители — мещане и ремесленники, купцы и проститутки, нищие и дамы в богатых одеяниях — все, плача, пали на колени и со слезами шептали благодарные слова Митре.

Страбон и его наместник Арбанус отдавали беспорядочные приказания, пытаясь развернуть штурмующие полки и отразить неожиданное нападение.

Темнолицый монарх криком пытался вдохновить своих офицеров.

— Нас больше! У них нет резервов за холмами! А если гарнизон отважиться высунуть нос — у нас хватит пехоты! Это пуатенцы! — Троцеро бросился в безнадежный бой, теша свою рыцарскую гордыню!

И крик перебит был изумленным воплем Амальрика.

— Я вижу графа Троцеро, вижу его капитана Просперо…

НО КТО СКАЧЕТ МЕЖДУ НИМИ?!

— Иштар, спаси и сохрани! — прошептал бледнеющий Страбон.

— Это же король Конан!..

— В своем ли ты уме?! — взвыл Тсотха, от волнения приподнимаясь на стременах. — Уже несколько дней Конан сидит в брюхе Сатхи!

Внезапно он умолк, дико тараща глаза на аквилонские полки, спускающиеся с холмов. Взор не обманывал мага — и он не мог не узнать всадника в черных золоченых доспехах на огромном вороном коне, стлавшемся в бешеном галопе под штандартом Аквилонии.

Крик ярости вырвался из уст Тсотха-ланти, клочья пены упали на бороду; Страбон впервые увидел чародея в подобном состоянии и на всякий случай отъехал в сторону.

— Это колдовство! — вопил Тсотха, дергая себя за бороду. — Даже сбежав из подземелья, невозможно за такой срок добраться до столицы и, тем более, сколотить армию! Я чувствую проклятую руку Пелиаса! — и будь проклята глупость моя, пощадившая врага ради мук унижения!..

Оба короля испуганно переглянулись, услышав страшное имя чернокнижника, уже десять лет числившегося мертвым. Паника владык передалась подданным — все узнали всадника на вороном коне.

Злоба перекосила лицо Тсотха-ланти, увидевшего сломанный строй дрогнувших войск союзников. Догадываясь о причинах суеверного страха, овладевшего солдатами, он крикнул: «Вперед! Все равно мы сильнее! Сегодня вечером мы встретим победу на руинах Шамара!»

Жрец воздел руки к небу и воззвал голосом, леденящим кровь:

— О Сет! Пошли нам победу! Клянусь, что пять раз по сто шамарских девственниц обагрят кровью твой алтарь!