Багряно-алая

Паучиха пробует бежать, но атака повторяется. Вэнс настолько ее ненавидит, что даже впивается в нее зубами. Джек рубит так, словно паучиха его атакует. Но ей не до него, она слишком занята теми восьмью дьябольерами, которые пытаются вырвать ей лапы.

Берусь за зелье, которое дал мне колдун и бросаю им в паучиху. Поскольку это принудительное возвращение к человеческой форме, ведьма рычит и ревет, сопротивляется, успевает умертвить двоих дьябольеров. Но потом все-таки обращается, брыкаясь на полу абсолютно голой. Вэнс и Джек пытаются уложить ее на живот, еще один дьябольер чуть ли не садится ей на голову, но она плюет в него ядом и того расщепляет на куски.

Рвусь вперед, приземляюсь ей на спину и всаживаю острый клинок ей в затылок, насквозь прибивая ее голову к полу. Ревет, плюется ядом, но достать уже не может. Вэнс и Джек с превеликим удовольствием оттягивают ей руки и ломают кости.

Хватаю ее за волосы, и мы переносимся в карцер – самое страшное место для любого пленника. Комната без окон, без вентиляции, вся выпачкана кровью и останками тех, кто умирал здесь долго и мучительно. А еще сотни демонических кругов, которым мы неподвластны, зато наши жертвы…

Расходимся, отступаем, пока паучиха все еще лежит на полу, прибитая клинком в голову. Вэнс наслаждается этим видом, забывает обо всем, порывается приблизится, но я останавливаю его, даю понять, что разберусь с ней первым. Улыбка на его лице становится шире.

– Ты ведь позволишь мне с ней поиграть? – С надеждой в глазах уточняет он.

– Не забывай об условии, – напоминаю о ее сердце.

Скалится в удовольствие, а потом они с Джеком выходят, оставляя меня наедине с моей жертвой.

Тварь.

Ненависть закипает во мне, бурлит в венах, отбивается каждым ударом сердца. Она посмела прикоснуться к моей женщине, она посмела ее ранить, сделать ей больно. Не завидую я ей в этом.

Подхожу ближе, наклоняюсь и берусь за клинок, резко вытаскиваю, а затем окутываю ее тело дымкой, поднимаю в воздух, прибиваю теневыми клинками к стенке, пронзая ее мерзкое тело насквозь. Ревет от боли, черная кровь вытекает из ее ран. Силится справиться с собой, удается не сразу.

Когда привыкает к последствиям, дышит рвано, захлебывается собственной кровью, лицо закрыто волосами. Приближаюсь, режу ей лоб, отрезая и волосы. Видит меня, но не успевает и слова сказать, как я уже начинаю ее пытать.

Ревет страшно, даже мне не по себе, такие пытки я раньше не совершал. Но она заслужила, за все, что себе позволила. И как же ей сейчас жаль, что она не сможет умереть…

Спустя время – для нее прошла вечность, для меня – каких-то два часа, она уже выплакала все свои слезы, сорвала голос и дважды просила меня убить ее.

Хорошо.

– Ты думаешь, я так просто избавлю тебя от себя? – Спокойно, размеренно, пока ее дрожащее дыхание срывалось на всхлипы.

– Что тебе нужно? – Хрипит отчаянием, страхом и болью.

Знает, что я и не на такое способен.

– Ты посмела тронуть мое, – объясняю, – а этого я никому не прощаю.

Холодное спокойствие в моем голосе заставляло ее скулить.

– Я ничего не трогала! Ничего! Клянусь!

С насмешкой роняю в нее взгляд угрозы.

– Кому ты клянёшься?

Ее вывернутые во все стороны зубы стучат, глаза наливаются кровью. Все-таки ее способность к регенерации меня забавляет ничуть не меньше, чем регенерация анжеликов. Только с ними не так весело, как с ней. Чувство удовлетворения, власти над паучихой приходит, но я не чувствую, будто Руби теперь в абсолютной безопасности.

Пока она принадлежит Ойелету, пока я не оставил на ней свою метку, она всегда будет оставаться в опасности.

Первое марта уже так скоро…

– Это ведь из-за нее, так ведь? – Роняет догадку, но потом улыбается, кровь стекает по ее зубам. – Ты что, серьезно? Из-за какой-то шлюхи?

Выбиваю ей зуб резким ударом, ревет скорее ожиданием чего-то страшного, но выбитый зуб, по сравнению с моими обычными пытками, это ничто.

– Это моя женщина, – приближаюсь, угрожаю, нависая над этой тварью, – и ты совершила большую ошибку, посмев к ней прикоснуться.

Несмотря на страх, заставляет себя улыбаться.

– Это ты ее совершил, – хрипит она и давится собственной кровью. – Ты ведь не понимаешь, ее течка и твой вечно вставший на нее член делают тебя слабее. Ты даже не представляешь, что с тобой случится из-за нее.

– Это ты не представляешь, что я сделаю с тобой, – нашептываю, а она невольно ежится и дрожит. – Что? Думаешь, защитила свое сердце и никому до него не добраться? – Страх усиливается в ее отвратительных черных глазах. – Нет, Лиса, я до него доберусь. И в этом твоя непростительная ошибка. Потому что ты решила, будто все на этом свете такие, как ты. Но это не так. И ты зря посягнула на мое.

Улыбаюсь дьявольским ужасом, боится так, что даже забывает про раны. Разворачиваюсь, собираюсь уходить.

– Пожалуйста! – Кричит мне вслед. – Я не буду ее трогать, я обещаю! Прошу тебя!

– Что? – Оборачиваюсь с ухмылкой.

– Я сделаю все, что угодно, все! Я к ней не прикоснусь! Но…