Багровая заря

— Детка, неужели ты не думала о том, что вот эта кровь, которой она тебя угощает — из только что убитого ею человека?

— Я… Я об этом не думала. Я никогда не видела, чтобы она кого-нибудь убивала.

— Понятно. Она не делает этого у тебя на глазах, потому что это малоприятное зрелище. Что ж, Юленька… Видно, мне придётся показать тебе наглядно, как это делается. Чтобы у тебя не оставалось никаких иллюзий. Пойдём.

Я встала и протянула ей руку. Она смотрела на меня непонимающе.

— Куда?

— На охоту, — ответила я.

4.5. Прикольно

И я показала ей настоящую охоту. В воспитательных целях я даже сделала её преувеличенно кровавой и жесткой, но мне опять попался подонок.

Он грабил круглосуточный ларёк, угрожая продавщице пистолетом. Я подошла сзади и похлопала его по плечу. Обернувшись, он сразу попал в плен моих глаз и опустил своё оружие. Я отвела его подальше от ларька и расправилась с ним, а Юля смотрела на это. Я не столько выпила его крови, сколько выпустила из него, чтобы припугнуть Юлю как следует. Бросив тело на асфальт, в лужу крови, я подошла к ней.

— Ну, видела? А теперь смотри, что будет.

Она и так еле держалась на ногах от дурноты, а когда увидела, как шакалы рвут тело на части, жадно пожирают его и слизывают пролившуюся кровь, у неё закатились глаза и подкосились колени. Я успела подхватить её.

Она очнулась у меня на руках: я несла её домой.

— Куда… Куда вы меня…

— Домой, успокойся.

— Я сама… Я сама могу идти. Отпустите…

Я поставила её на ноги, но она опять зашаталась. Пришлось нести её до самого дома, причём для экономии времени я использовала крылья.

Опустив её на диван, я поднесла ей стакан воды. Она сделала глоток, поморщилась, но потом выпила до конца. Я дала ей плитку гематогена, которая была у меня с собой: я иногда ела его вместо шоколада, когда мне хотелось сладкого.

— Съешь. Поможет.

Она ела, дрожа и всхлипывая, и я, не удержавшись, погладила её по голове, как маленькую. Она вздрогнула и вжала голову в плечи.

— Да, правильно, бойся, — сказала я. — Бойся таких, как мы, и не стремись стать такой же.

Она хотела знать:

— Эти существа… С жёлтыми глазами?..

— Падальщики, — объяснила я. — Мы их называем шакалами. Чёрт знает, когда и как эта нечисть появилась. По нашим легендам, она выползла и распространилась по земле с появлением самих хищников — так давно, что уже никто не помнит, а в вампирских летописях этому уделено мало внимания. Природа их неясна. Появляясь и исчезая, как бесплотные призраки, они, тем не менее, пожирают плоть. Вне всякого сомнения, они — одно из порождений Тьмы, коих великое множество, и всё многообразие которых даже нам не дано познать. Они даны нам в вечные спутники нашей охоты, и выгода от них для нас неоспорима. Они убирают за нами следы нашей деятельности: если бы не они, повсюду бы стали обнаруживать трупы со следами укусов… — Я усмехнулась, видя в глазах девушки отражение мистического ужаса. — И наше существование, принимаемое людьми за сказки и легенды, стало бы реальностью.

— Это ужасно, — пробормотала Юля.

— Ну вот, а ты говоришь — "прикольно". Конечно, этот человек был подонком, но и подонки тоже люди, хотя и скверные… А человекоубийство — грех, ты сама знаешь. Кажется, есть одна заповедь касательно этого, не помню точно, как звучит…

— Не убий.

— Вот-вот. А если ты станешь такой, как она… И как я, ты будешь вынуждена нарушать её каждую ночь. Вдумайся: каждую ночь ты будешь убивать, потому что не сможешь иначе. Потому что ты будешь голодна, а твой голод сможет утолять только кровь. И ты хочешь выбрать такое существование?

Она подняла взгляд.

— А вы? Как вы стали такой?

4.6. Вид сверху

Рассвет уже позолотил шпиль Адмиралтейства, когда я закончила свой рассказ. Юля поёживалась, обхватив руками колени, и обводила взглядом крыши.

— Ты замёрзла? Может, спустимся?

Она качнула головой.

— Мне нравится здесь, наверху… Отсюда всё смотрится по-другому. Нет насилия, нет глупости и предательства. Нет равнодушия и продажности. Люди остаются там, внизу, а мы — над ними. Мы выше их.

Я тихонько заправила ей за ухо прядку её каштановых волос.

— Когда же ты успела набраться такой мизантропии?

Она зябко вздрогнула и повела плечом. Я почувствовала: мужчина надругался над ней. Она кричала, ей было больно и противно, но он зажимал ей рот и делал своё дело. И этот мужчина был её собственный отчим. Приблизив губы к её уху, я спросила:

— Мама об этом знает?

Она вздрогнула и посмотрела на меня несчастными, испуганными глазами.

— Она мне не поверила, — ответила она. — Она сказала, что я просто хочу оговорить его. А он сделал это ещё раз. А потом ещё. А потом я забеременела. Он поместил меня в больницу, где мне сделали аборт. Он был неудачным… Теперь у меня не может быть детей. Как бы мне хотелось, чтобы его самого стерилизовали!

— Думаю, это можно устроить, — сказала я.

Она вздрогнула.

— Что?

— Да ничего, так. Мысли вслух. Пошли домой, здесь холодно. Ты вся дрожишь.

Её веки, дрогнув, опустились.

— Иногда мне хочется заснуть… замёрзнуть, чтобы не проснуться.

4.7. Утро в Ганновере