Вызвали свидетеля — Юлю. Не считая меня, она была единственной участницей суда, не носившей маски, хотя её фигура была закутана в чёрный плащ. Окинув мрачный зал суда чуть презрительным взглядом, она посмотрела на меня, и я поняла, что она разделяет моё мнение о дешёвой фарсовости происходящего. Звонким серебристым голосом она отчётливо проговорила свои показания и была отпущена, а потом внесли главную улику — окровавленную шашку. Судья, подержав её в руках, посмотрел на меня сквозь прорези маски, потом передал её крайнему из тринадцати чёрных балахонов, и те тоже брали улику в руки, передавая друг другу и также взглядывая на меня. Потом обвинитель и защитник произнесли заключительные речи: первый требовал для меня смертной казни через обезглавление, второй просил о сохранении мне жизни с заменой высшей меры на заключение в тюрьму Ордена, настаивая на том, что убийство было совершено мной не предумышленно, а в честном поединке в ходе самообороны. После этого тринадцать чёрных балахонов выполнили то, для чего они здесь находились: вставая, они по очереди подходили к столу судьи и клали челюсти либо перед черепом, либо перед кубком, а в это время судья держал в руках меч острием кверху. Перед кубком оказалось семь челюстей, а перед черепом — шесть. После этого меня подвели к судейскому столу, и я поцеловала кончик меча, протянутого мне судьёй.
Затем мне пришлось ждать приговора, и меня препроводили в камеру. Конвоиры провели меня через большой сумрачный зал с невысоким эшафотом посередине, на котором возвышалась старая гильотина, тяжёлый нож которой был покрыт старой засохшей кровью. Тому, кто владеет искусством проникновения в сердце теней, долго находиться в этом страшном зале невозможно, как невозможно долго слушать пронзительный визг: жуткая память этого места била по всем чувствам. Пол, стены и потолок были пропитаны ужасом и отчаянием осуждённых, принявших здесь смерть.
Если это была часть фарса, то самая страшная и тяжёлая.
В камере была постелена солома, а свет проникал через небольшое отверстие под потолком, в которое также струился наружный воздух — холодный, с грустным запахом мокрого снега. Помещение это было больше в высоту, чем в ширину, не имело ни стола, ни койки, ни каких-либо сидений, и я провела там сутки, сидя на соломе. Мне удалось даже на пару часов задремать, и во сне я видела Карину. Деньгами моя девочка была обеспечена, в порядочности и надёжности Юли я была вполне уверена и не сомневалась, что даже после моей смерти Карина будет получать поддержку. А я, может быть, буду изредка приходить к ней призраком — ведь после расставания с телом моя душа вряд ли обретёт покой и превратится либо в духа-скитальца, либо в потустороннее существо, которое люди причисляют к злым силам, — но, разумеется, я буду приходить так, чтобы её не напугать, а может быть, если мне это удастся, буду даже её оберегать. (Демон-хранитель — а что, в этом есть что-то оригинальное.) Я и до сих пор была для неё лишь призраком, так что в корне ситуация не изменится. Таковы были мои мысли, пока я в уединении камеры ждала вынесения приговора.
Меня разбудили весьма неделикатно — пинком. Грубый голос приказал:
— Встать!
Эта побудка безжалостно разбила мой полный нежной грусти сон о Карине, а окрик оборвал ещё звучавший в моих ушах её звонкий голосок, считавший: "Раз, два, три, четыре, пять!" Гремя кандалами, я поднялась, и мою голову задрали две сабли.
Декорации были прежние: тот же зал-погреб, трепещущий свет жаровен, чёрные балахоны и судья, меч, череп и кубок. Обвинитель и защитник стояли за своими кафедрами. Меня подвели к судейскому столу и дали поцеловать кончик меча, затем отвели на моё место.
— Аврора Магнус! — прогудел суровый, холодный и грозный голос из-под остроконечного колпака. — Суд, рассмотрев ваше дело, вынес приговор. (Слово приговор прозвучало р-раскатисто и р-рычаще, и всё моё нутро сжалось в дрожащий комочек.) — Убийство Дезидераты Альмарих было признано непредумышленным. Семью голосами из тринадцати было решено сохранить вам жизнь, приговорив к заключению в тюрьму Кэльдбеорг сроком на пять лет, считая со дня вынесения приговора. Вы лишаетесь звания младшего магистра и исключаетесь из Ордена Железного Когтя. Сдайте ваш коготь.
Я сняла с пальца кольцо-коготь и отдала конвоиру, а тот положил его на судейский стол.
Первая часть представления театра хищников, под названием "Суд", закончилась.
Настал черёд второй части фарса, которая называлась "Узник замка Кэльдбеорг". Представляю её вашему вниманию…
5.2. Северная крепость
Закон Ордена предусматривал всего два вида преступлений: против Ордена и против ближнего. Я совершила преступление против ближнего. А у категории "преступлений против Ордена" была одна общая суть — разного рода инакомыслие. Услышав "пять лет", я решила, что легко отделалась. Пять лет — это не двадцать, и приговор показался мне весьма мягким по сравнению с перспективой окончить жизнь на гильотине. Пять лет — просто смех, чепуха, скажете вы. Особенно для хищника. Ведь они бессмертны!