Багульник

- Ксана, - опять позвал он ее шепотом, - от товарища Щеглова получил я билет... Лично ему в руки... отдашь... Ксана... А на словах передай ему, Ксана, что... твой Харитон Буров всегда... коммунистом был... И там... он показал рукой куда-то очень далеко, - в плену... И после, тут... на Бидями... И умираю, скажи... тоже... Ксана...

- Да что это ты, милый? Неужели прощаешься? - Она, рыдая, упала ему на грудь, стала целовать, а он, задыхаясь, посиневшими, почти остановившимися губами тихо-тихо прошептал ей:

- Спасибо... Ксана... что с малыми детьми ждала... верила... Открой окно... Ксана... я тайгой... травами... подышу.

Ксения Викторовна подбежала к окну, распахнула его настежь. Вместе с голубым лунным светом в палату ворвался свежий росистый ветер. Он, казалось, принес все запахи - леса, воды, трав, цветов, всего, чем так богат в эту пору Сихотэ-Алинь, где Харитон Федорович Буров полной мерой испил свой горький мед.

Вошли врачи.

Ксения Викторовна кинулась к Ольге.

- Неужели все уже, доктор?

- Будем надеяться на лучшее, - тихо сказала Ольга и проводила Ксению Викторовну из палаты.

Однако лучшее не наступило...

...Был уже третий час ночи, когда в дежурной комнате доктор Ургалова продиктовала доктору Берестову последние строки истории болезни Харитона Федоровича Бурова: "Источником кровоизлияния явилась разорвавшаяся аневризма передней мозговой артерии, глубоко внедрившаяся в мозговое вещество".

Берестов закрыл папку, перечеркнул обложку крест-накрест красным карандашом и, спрятав в ящик стола, стал закуривать.

- И мне, Алеша, дайте! - попросила Ольга.

Несколько минут они сидели молча. Потом Ольга поднялась, сняла халат.

- Ну что ж, Алексей Константинович, проводите меня!

Он встал, тоже снял халат, надел пиджак.

Они шли вдоль холмистого берега реки, в лунном свете, среди влажных, обильно усыпанных сверкающими росинками трав и не знали, с чего начать разговор. Так они молча дошли до Орлиной. В это время кто-то завозился на песчаной косе. Они обернулись и увидели человека, быстро сталкивающего в воду ульмагду.

- Кто бы это мог быть? - вслух подумал Алеша и уже хотел подойти к реке, но Ольга, узнав Тимофея Уланку, остановила Берестова.

Когда Тимофей прыгнул в лодку и, стоя во весь рост, стал отталкиваться шестом, Ольге показалось, что он смотрит на нее.

Она поняла, что Уланка не ложился спать, всю ночь ожидал ее, пока она выйдет из больницы, и, когда Ольга вышла не одна, решил уехать из Агура.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

1

Минуло еще два года.

За это время Ольга получила от Юрия два письма: одно из Ужгорода, другое из Ленинграда. Он почему-то ни словом не обмолвился о своих буковых лесах. В этом письме, к немалому удивлению Ольги, Полозов вообще ничего не писал о себе, только о дочери. Клавочка, писал Юрий, заметно выросла, знает наизусть чуть ли не всего Маршака, очень любит рисовать красками и просила послать в Агур два рисунка, на которых она по памяти воспроизводит домик, где "моя мамулечка живет"... Ольга со слезами умиления долго рассматривала Клавочкины рисунки, поражаясь, с какой достоверностью девочка нарисовала Орлиную сопку, нависшую над рекой, домик у подножия сопки с окошками и высоким крылечком...

Но вскоре пришло большое письмо от матери и Ольга узнала все то, о чем так красноречиво умолчал Юрий. Наталья Ивановна писала, что "зятек наш" - она давно уже не называла его по имени - в Закарпатье больше не ездит, определился в Ленинграде, прописавшись у неродной тетки на Малой Охте. Поступил, по слухам, на службу в Лесной порт. О том, что "зятек наш" бывает у Клавочки, мать сообщала тоже без особой радости, ибо, писала она: "Вовсе не замечает, что я на белом свете живу. Придет: "Здрасте!" уходит: "Пока!" - и вся-то его речь... Правда, в последний раз, когда заходил и я ему сказала, что ты, доченька, скоро приедешь в институт защищаться, он строго предупредил, что если ты помышляешь увезти с собой Клавочку, то он, видите ли, категорически против. Я, понятно, ответила, что над ребенком главная хозяйка мать, она и решать будет!" А что на это ответил Юрий, Наталья Ивановна почему-то не писала, и Ольга с грустью подумала, что мать совершенно напрасно заранее завела разговор об этом. "Приеду, там видно будет!" - подумала Ольга, испытав тревожное чувство.

В августе Ольга получила из мединститута официальное извещение, что допущена к защите диссертации, и сразу же пошла в райком к Щеглову.

- Получила, Сергей Терентьевич! - сказала она, протягивая ему конверт.

Он внимательно прочел извещение и, прежде чем что-нибудь сказать Ольге, позвонил Костикову и попросил его срочно зайти.

- Что ж, Петр Савватеевич, благословим нашего доктора? - сказал Щеглов, передавая ему извещение.

- А как же, непременно благословим! - И спросил Ольгу: - А чем мы еще можем вам помочь, дорогой доктор?

Ольга немного смутилась.

- Собственно, ничем, Петр Савватеевич, добрым напутствием, что ли.

Щеглов утвердительно закивал головой.

- Спасибо вам, Ольга Игнатьевна, что трудились по мере своих сил и достигли цели.

- Разве уже достигла? Как бы еще там не провалиться... на защите...