Багульник

- Уже припекает, Юрий Савельевич! - сказал он, широко и весело улыбаясь. - Верно, хитро устроена у орочей ульмагда? Почему, по-вашему, у нее утиный нос? - И тут же стал объяснять: - А для того, чтобы гасить волну. Я однажды видел, как один старичок ороч выходил на такой ульмагде в открытое море. Шторм, понимаете, баллов пять-шесть. А он сидит, помахивает веслом, покуривает трубочку, а ульмагда идет себе по волнам, задрав нос, и хоть бы что. Смелый, скажу я вам, народ. А что касается охоты, то, верьте, нигде не встречал подобных. С виду ороч маленький, узкогрудый, слабый вроде, а ведь такие переходы по тайге совершает, что нашему брату, русскому, и во сне не снилось. А медведя по пути встретит, не свернет с тропы! Молодцы! Я тут, когда на Бидями находился, налюбовался на орочей.

Ульмагда неслась вниз, гонимая течением горной реки, и Харитон Федорович лишь слегка подгребал, чтобы не относило. При каждом, даже коротком взмахе веслом рука Бурова с пятизначным номером попадала в поле зрения Юрия и не давала ему покоя. Харитон Федорович, перехватив напряженный взгляд инженера, заулыбался своей мягкой ласковой улыбкой.

- Я, Харитон Федорович, много слышал о вас, - внезапно сказал Юрий.

- Доброго или худого?

- Понятно, доброго!

- От кого же, если не секрет?

- От Василия Илларионовича Ползункова.

Глаза Бурова еще больше потеплели.

- Да, Василий Илларионович нам как родной отец!

- Между прочим, у нас с Ползунковым был разговор, чтобы именно вас, Харитон Федорович, назначить директором леспромхоза.

- А я и не предполагал! - усмехнулся Буров.

- Почему?

- Так, знаете, по разным причинам... - уклончиво сказал он, однако Полозов уловил в его тоне явный намек на прошлое. - Благо товарищ Щеглов подбирает кадры для нового района, а так бы, пожалуй... - остальное он недвусмысленно дал понять выражением своего лица.

- Что, Шейкин? - спросил Юрий, и Харитон Федорович закивал головой. Странный он какой-то, этот Степан Семенович!

- Если бы только это... - серьезно сказал Буров и, вдруг заметив вылетевшую из-за опушки довольно крупную в рыжеватом оперении птицу, долго провожал ее взглядом. При этом лицо Харитона Федоровича выражало такое нетерпеливое любопытство, что Юрий спросил:

- Коршун?

- Канюк, - сказал Харитон Федорович. - Сейчас спикирует!

Юрий впервые слышал про канюка и, задрав голову, тоже стал следить за птицей, которая, сделав почти замкнутый круг над прибрежными тальниками, вдруг сложила свои широкие короткие крылья и приготовилась ринуться вниз. Но Буров опередил. Вскочив, он закричал, захлопал в ладоши, и канюк, мгновенно разбросав крылья, качнулся и ушел в небо.

- Что, бандюга, не удалось? - добродушно рассмеялся Буров, садясь на свое место.

В его поведении было столько веселого, мальчишеского, что Юрий невольно подумал: "Нет, сердце этого человека, несмотря ни на что, не зачерствело!"

- А я сперва подумал, что это коршун, - опять сказал Юрий.

- Нет, Юрий Савельевич, - возразил Харитон Федорович. - Я их тут на Бидями до тонкости изучил. У коршуна оперенье буровато-черное, а в полете он сразу узнается по раздвоенному хвосту. А это был самый что ни на есть канюк.

Они миновали сильно выдававшийся каменный выступ скалы, и, когда на противоположном берегу показался отвесный, подмытый яр, до Бидями осталось еще километров двадцать.

- Когда же вы, Харитон Федорович, попали на Бидями?

- Вскоре после войны, - он закурил, закашлялся, потом, с усилием переведя дыхание, сказал: - Все еще не привык я к "Беломору", надо бы махорочку захватить.

- Обидно, очень обидно, - сказал Юрий, следуя своей мысли.

- Не то слово, - возразил Буров. - Ведь в то время не знали мы истинной причины происходящего. А нынче, когда партия ленинские нормы восстановила, чего же обижаться. Главное, что не сломились мы, верили, огню душевному погаснуть не дали. - И, затянувшись папиросой, спросил: Щеглова Сергея Терентьевича знаете?

- Слыхал о нем много хорошего, а увидел впервые, когда с вами приезжал.

- Добрейшей души человек. А первый мне не понравился. Перед моим восстановлением в партию ходил я к нему на прием. Так он, знаете, вроде допроса учинил. "Почему, да как, да отчего?.." - хотя заранее все знал про меня. Ведь перед ним мое личное дело лежало. Я тогда подумал: "Нет у него настоящего партийного доверия к людям. Поэтому, думаю, и людям от него тяжко, да и самому, вероятно, нелегко", - заключил Харитон Федорович.

- Уже решено, что Щеглов переходит в Агур?

- Обком рекомендует. Ничего, Щеглова изберут. Его здесь каждый человек в лицо знает, запросто за руку здоровается. - И спросил: - Ну как, Юрий Савельевич, с вами-то мы поработаем?

- Смотря как сложатся обстоятельства, - уклончиво ответил Юрий.

- Какие там обстоятельства! - шутливо возразил Буров. - Помните, у Фадеева в романе "Разгром" насчет Левинсона сказано: "Нужно было жить и исполнять свои обязанности". Хорошие слова. Я всегда в памяти их держу. А что там загадывать - как сложатся обстоятельства! Они уже крепко сложились, Юрий Савельевич! Надо жить и исполнять свои обязанности!