Баязет

– Нет. – Карабанов невольно похолодел от таких предположений. – Просто я отказался драться на дуэли. Вернее, – быстро поправился он, – я не отказался встать к барьеру, но предупредил противника, что сам в него стрелять я не буду…

– Так. И – дальше?

– Тогда меня обвинили в трусости, и вы сами понимаете, что с репутацией труса оставаться в гвардии я уже не мог…

– И это все?

– Да. Пожалуй, все…

– Тогда скажите и не сердитесь на меня, – неожиданно мягко спросил полковник, – вы, может быть, действительно… струсили?

– Нет! – гордо вскинулся Карабанов. – Но у меня, полковник, как и у вас, очевидно, имеются свои моральные принципы, которых я и придерживаюсь. Убивать человека просто так, даже если он и негодяй, все равно есть гнусное преступление и должно подлежать всеобщему осуждению, а не восхвалению!..

– А какова же была причина дуэли? – снова спросил Хвощинский. – Впрочем, если здесь замешана женщина, вы можете не отвечать мне.

– На этот раз, – кисло ухмыльнулся Карабанов, – здесь обошлось без женщин. Просто я дал пощечину офицеру моего полка, человеку титулованной фамилии.

– Он вас очень оскорбил?

– Нет. Совсем нет.

– Так что же тогда?

– Он ударил солдата, который был георгиевским кавалером. А солдатам, господин полковник, как вам известно, кресты дают за пролитую кровь, а не за умение подслужиться!..

– Ну что ж. Я благодарен вам за объяснение. – Хвощинский через стол протянул ему руку, и Карабанов был вынужден пожать ее. – Мне весьма отрадно знать, что мой офицер мыслит именно так. И мне кажется, случись подобное с вами в моем полку, мои офицеры никогда бы не осудили вас за это…

«Мой полк… мои офицеры» – эти слова старик произносил с какой-то гордостью.

Тут с улицы послышался мягкий топот копыт, звяканье стремян, шумные вздохи лошадей.

Хвощинский распахнул окно.

– Вот! – радостно воскликнул он. – Как раз кстати: это казаки из вашей сотни. Они ходили в горные аулы. Пойдемте, заодно посмотрите и людей…

Офицеры вышли. Перед саклей спешились несколько всадников. Размундштучив лошадей, они сразу ослабили подпруги, ладонями смахнули с лошадиных спин обильный пот. Казаки покрылись в дороге пылью, ходили от долгой скачки раскоряками, лица у них были усталыми.

– А вот и ваш урядник Трехжонный, – показал полковник на пожилого костистого мужика с обличьем Пугачева, – он казак весьма исправный…

Урядник, неторопливо высморкавшись, пошагал к офицерам. Длиннющая змея нагайки его, оплетенной с хвоста в пряди конского колоса, волочилась за ним в серой рыхлой пыли.

Трехжонный с небрежной ленцой козырнул под мохнатую шапку.

– Так что, ваше высокоблагородие, – сочно сказал он, – возвернулись мы… Экая подлость! По камнюгам все больше, ажник подковы ссеклись. Чичас до кузни едем. А в аулах-то, кажись, спокойно. Вы не тревожьтесь, ваше высокоблагородие. Только вот давеча мне армяне шибко жаловались…

– Что там? – живо спросил Хвощинский. – Какой аул?

– Да не то вроде Курдусук… Или же – Бардысык. Запамятовал, кажись, по причине необразованности… Там, ваше высокоблагородие, овец пощипали. Во субботу, кажись. А потом двух девок не нашли. Одна – грузинка, другая – жидовка будто, сказывали. Видать по всему, тоже схватили. Туретшина-то рядом…

– Ты за кордоны выходил? – спросил Хвощинский, поглядев на Карабанова: мол, вы слушайте, это больше для вас, привыкайте…

– Да и за кордонами были. Вроде как бы тихо на той стороне: скотина пасется, по дороге на Ван только двух верблюдов поклажей и видели… Тихо все!

– Ну, ладно, идите на отдых, – разрешил Хвощинский и раскрыл кошелек. – Вот вам рубль, можете сходить к маркитанту: он сегодня водку привез.

Трехжонный рубль взял. Перекинув хвост нагайки через плечо, широко раздвинул бороду в сердечной улыбке:

– Ваше высокоблагородие, за Иркским перевалом, в леску, недалече отсюда, двух барсов приметили… – Урядник снял шапку, помахал ею над плешивою розовой головой, остужая ее. – Видать, – добавил он с благодушием, – парою ходють. Так что и забить их можно!..

Карабанов с Хвощинским вернулись обратно в саклю. Полковник мимоходом щелкнул пальцем по развешанной на стенке карте.

– Видите, что говорят: тихо, пусто, спокойно. А какая тут тишина, если на прошлой неделе двое солдат пошли хворост рубить и не вернулись. Только сегодня наш маркитант Ага-Мамуков мешок привез. На дороге лежал. А в мешке – головы…

Взяв со стола одну бумагу, Хвощинский протянул ее поручику со словами:

– Вот, не угодно ли прочесть, что пишет сотник Ватнин, побывавший недавно в пограничных аулах, Кази-Магома, сын нашего незабвенного Шамиля, перешел недавно границу… Прочтите сами!

В рапорте, написанном коряво и безграмотно, Карабанов с удивлением прочел: