Байки бывалого хирурга

– Проехали. Кстати, шоколадные конфеты на такой жаре вообще в кашу бы превратились. Я прошлый раз, когда в стойбище Ротке летали, две недели назад, набрал с собой шоколадных конфет, так они слиплись все в один сплошной конгломерат, не поймешь, где что.

– Ничего, не переживайте, – пришла на помощь к Петровичу улыбающаяся Ольга, – ничего нашим детям не будет. Они мясо сырое и рыбу едят. А тут подумаешь – конфеты с оберткой.

– Да, но там же бумага!

– А ничего, переварят, пойдемте лучше к Петьке, он вас заждался.

Медики под предводительством Ольги гуськом отправились к стоявшим неподалеку чумам. А юный проводник Степка остался играть с эвенкийскими детьми. И для начала он с важным видом показал им перевязочные одноразовые пакеты с синими крестами на этикетке, подаренные Михаилом Федоровичем. Чем сразу вызвал неподдельное уважение и зависть своих эвенкийских приятелей. Ведь таких, пахнущих резиной и лекарствами, пакетов они еще не встречали.

Чум внутри немногим отличался от своего неброского наружного обличья: такой же серый и мрачный, отдающий средневековой дикостью. Единственное отличие, что вместо березовой коры весь пол оказался застеленным оленьими шкурами. Медики сняли при входе обувь и босые вошли вовнутрь. Посредине устаревшего эвенкийского жилица стояла тяжелая кованая железная тренога. Под ней тлел очаг, выложенный по периметру крупной речной галькой. Дым уходил прямо кверху в сформированную из перекрещенных жердей дыру. На тупом, ржавом металлическом крюке висел раритетный закопченный казан без крышки, распространяющий по округе возбуждающий аппетит вареного мяса. В левом углу стоял допотопный старинный сундук, обитый по углам железными полосками. Мебель в чуме отсутствовала. Ее с успехом заменяли многочисленные почетные грамоты и вымпелы, развешанные на прокопченных стенах, красноречиво свидетельствующие, что хозяин чума Петр Слепцов является знатным передовиком оленеводства.

В правом углу на белой оленьей шкуре в армейском спальном мешке лежал узкоглазый человек лет тридцати пяти с заостренными чертами лица. Несмотря на русские имя и фамилию – это был типичный представитель своего народа: коричневая от загара продубленая постоянным нахождением на воздухе кожа лица и рук, большая круглая голова с черными волосами, щелки глаз, широкий ноздреватый нос, редкая хошиминовская борода и жиденькие усы, тонкая шея, узкие белые плечи и белая впалая грудь, лишенный растительности живот в грязных разводах. Петька тихо постанывал и часто дышал, от него пахло едким потом, табаком и человеческими испражнениями.

Из носа больного торчал резиновый желудочный зонд, по которому в привязанный к его концу целлофановый мешок текло желудочное содержимое. Доктор Щедрый с фельдшером Петровичем тихо поздоровались и, осторожно выудив больного из спального мешка, приступили к его осмотру.

– Надо оперировать, – вынес вердикт Михаил Федорович, оторвавшись от больного. – Без сомнения прободение язвы, перитонит.

– Доктор, а вы уверены? – испуганным голосом поинтересовалась Ольга – жена Слепцова.

– Разумеется, – усмехнулся Бойко, – Михаил Федорович опытный врач и если говорит, что нужно оперировать, то надо оперировать.

– Резать не дам, – застонал Петька, едва ворочая сухим языком.

– Свиней режут и баранов, а людей оперируют, – строго произнес хирург, намыливая над поставленным Ольгой прямо на пол оцинкованным тазиком руки. Женщина лила ему теплую воду из белого эмалированного ковшика и следила краем глаза за мужем, тому становилось все хуже и хуже.

– Все равно не дам, – отрезал Петка. – Васька поехал в Алари за шаманом. Там сильный шаман, очень сильный, куда сильней нашего. Завтра должен уже приехать.

– Шаман? Ты же, кажется, член партии? – посмотрел на него Петрович. – Какой шаман, Петя? На дворе двадцатый век. Не сегодня-завтра шагнем в коммунизм.

– Ну, ты с коммунизмом-то пока повремени, – подмигнул ему анестезиолог Бойко, кивая в сторону казана и треноги.

– Шаман приедет, будет с духами говорить. Завтра уже приедет, – еле выдавил из себя больной член КПСС.

– Петя, пойми ты, чудак-человек, – вытирая руки о чистое, но застиранное до серого цвета вафельное полотенце доктор Щедрый, – для тебя уже завтра может и не наступить. Если сегодня операцию не сделать, то ночью запросто можешь умереть.

– Ай! – вскрикнула Ольга и, сжав руки в кулачки, приступила к лежащему мужу. – Умирать значит собрался? Да?! А долг кто отдавать станет?

Муж, постанывая, повернул к ней свое мученическое лицо и ответил тихо по-эвенкски. И Ольга перешла на родной язык и что-то быстро-быстро залопотала, жестикулируя перед собой сжатыми в кулаки руками. В какой-то момент показалось, что она треснет несчастного по лицу, но кулак просвистел в паре сантиметров от приплюснутого от природы носа Пети и вернулся назад.

– Соглашается? – поинтересовался Михаил Федорович.