Байки деда Игната

Дед Игнат, расхваливая отцовского коня, обязательно вспоминал своего верного Шамиля, с которым ему пришлось начинать срочную службу. С таким конем легче было молодому воину свыкаться с новой обстановкой. Взгрустнется, бывало, — вспоминал дед, — обнимешь его, теплого, живого, и вроде как дома побывал...

Через года полтора, после начала службы Касьян оказался вместе со своим Мальчиком на очередной турецкой войне. Ну что ж, война, как война: походы-переходы, перестрелки, а то и лихая рубка. Вот однажды наш Касьян со своими сотоварищами был в дозоре-разъезде, и нарвалась их группа на такой же конный разъезд, но только турецкий. И турки, и наши не удержались от искушения померяться силой молодецкой, удалью и воинским умением. В общем — кто кого!

Стычка была короткой. Потеряв двоих-троих, турки кинулись наутек, наши — их преследовать. Касьян увязался за одним, почти догнал его, и уже вот-вот доставал вражину своею шашкой, как непонятливый турок, пусть икнется ему на том свете, пальнул в нашего Касьяна не то из пистолета, не то еще из чего, Касьян не разглядел, а только очнулся он на земле, у здоровенного мшистого камня, — как его Бог миловал, что при падении не врезался в ту каменюку! Сколько он пролежал — не знает. Голова кружилась, болела ушибленная нога, и не действовала простреленная рука. Касьян с трудом перевернулся и сел, опершись о камень. Поднял голову и вздрогнул: шагах в шестисеми от него, набычившись, стоял большущий волк и исподлобья смотрел на казака. Касьян невольно съежился и выдернул кинжал. Но сможет ли он хотя бы на мгновение упредить прыжок свирепого хищника, если тот решится и нападет?

И тут он увидел, что откуда-то сбоку вылетел его Мальчик. Волк сразу же развернулся в его сторону, но конь ничуть не испугался — он стремительно наскочил на хищника и сходу стукнул его вытянутой передней ногой прямо по голове — рубанул, как шашкой, сверху вниз — таж! И волк с раскроенным черепом покатился по косогору.

Вы слышали про такое, чтобы конь отбивался передними копытами? То-то, все думают, что конь лягается задними, и правильно думают, но, оказывается, когда надо, у него и передняя нога превращается в страшное оружие...

Сделав круг вокруг хозяина, Мальчик остановился и, всхрапнув, ткнулся в его грудь теплыми ноздрями. Касьян погладил коня, затем похлопал по шее, и тот послушно лег рядом. Вложив кинжал в ножны, казак с трудом перевалился через седло...

Как добрался Касьян до своих, он не знает — вывез его Мальчик, на которого он полностью положился. Сам казак понятия не имел, в какую сторону двигаться, куда ведут стежки-дорожки в той незнакомой ему чужой стороне. В лазарете Касьян не лежал, его перевязали и он вновь занял свое место в строю — до нового ранения. А Мальчик еще не раз выручал своего хозяина и в боях, и в обычных походах, и Касьян делил с ним и горести и радости, а когда приходилось туго с провиантом — отдавал ему последний сухарь. На войне как на войне — всякое бывает. Бог не без милости, казак не без счастья...

Отвели как-то их эскадрон на отдых, и разместили в только что отвоеванном турецком военном городке. После долгих и многотрудных походных дней казачки отлежались, отоспались, коней перековали, а как час подошел — продолжили свой поход.

И служил в одной сотне с Касьяном парень-станичник Стас Очерет. Неплохой, в общем-то, парень, казак, как казак. И приглянулась ему, тому Стасу, в турецком гарнизонном городке наковальня, уж больно она была хороша: не махина пятипудовая, а аккуратная, приземистая, с длинным острым рогом, с разлапистым основанием. Чудо, а не наковальня, красавица. И не сильно тяжелая, пуда на полтора с какими-нибудь фунтами-золотниками. Вот и решил, значит, тот Стас этот трофей взять с собой — конь, мол, у него добрый, сам он мужик легкий, так что коню будет не тяжело. А закончится война, вернется Стас до хаты и привезет с туретчины не что-нибудь, а наковальню, соорудит себе «нэвэлычку» кузню, будет сам коней подковывать, а не водить их «до коваля»...

— Так когда ж ця клята война, хай ей черт, кончится? — посмеивались казаки. — И будэшь ты цю жилизяку за собой таскать до самого замирэньня? Ну, Очерэт, ну бисова душа...

— Нэ кажить, — гнул свое Стас. — Жилизяка ця не простая. Ось буде у меня кузня, будете еще ко мне бегать по всякой надобности!

Он любовно завернул наковальню в холстину и приторочил к седлу так, чтобы ее тяжесть равномерно распределялась по лошадиной спине. Сам сел — конь его только крякнул, но ничего — выдюжил... Касьян же наполнил саквы (приседельные мешки) овсом, сухариками, прочей нужной походной мелочишкой, — тоже груз нелегкий. На походе, как известно, и иголка в тягость, но все это не больше, чем обычно. Лошадь, — она казаку крылья, а крылья грех особо перегружать...

На больших привалах Стас снимал с коня свое приобретенье, разворачивал его и, сидя у костра, любовался трофеем, уносясь в мечтах «до родной хаты», возле которой, вон там, в стороне от перелаза, мерещилась ему небольшая кузня, а в ней — наковальня, вот эта самая, такая ладная и красивая...