Надон заговорил о незначительных вещах – о том, сколько Муфтак получил за имя Надона, о том, как он мечтал вернуться домой. Надон всегда старался сконцентрироваться на позитивных сторонах жизни, чтобы поддержать друга, но сейчас его собственные мысли бродили во тьме, и когда они выпили, иторианец понял, что пытается успокоить друга, не будучи спокоен сам.
Вдруг в забегаловке начался переполох. Обезображенный шрамами человек по имени Эвазан и его приятель Понда Баба затеяли драку с каким-то ясноглазым фермерским парнишкой. «Лично у меня смертный приговор в двенадцати системах», – предупредил человек. Надон взглянул на них. Парень с фермы выглядел незнакомым – он только недавно зашел сюда со старым мистиком Беном Кеноби. Надон видел Бена только однажды, когда тот зашел в городе в лавку. Надон заметил эту пару только потому, что Вухер крикнул им оставить дроидов снаружи. Эвазан и Понда Баба были постоянными посетителями и в этом космическом порту ошивались неделями.
Внезапно Понда Баба махнул когтистой лапой и ударил фермера по лицу, опрокидывая его на стол. Затем Понда Баба выхватил бластер, как раз когда Вухер закричал:
– Никаких бластеров в моем заведении!
Но старый Бен выхватил не бластер. Клинок меча горел синим светом, отделяя руку Понды Бабы от туловища. Затем Кеноби спрятал меч и увел молодого фермера подальше от стойки. От запаха крови Надона начало тошнить. Старый Бен отвел своего юного друга в дальний угол забегаловки, где они завязали разговор с Чубаккой – контрабандистом-вуки, а затем они зашли в частную кабинку к напарнику Чубакки, Хэну Соло.
– Я думаю, мне пора, – сказал Надон Муфтаку. – Здесь становится жарко.
– Пожалуйста, – проговорил Муфтак умоляюще. – Еще по одной за старые времена. Я угощаю.
Это было такое необычное предложение, что Надон не осмелился отказаться. Они заказали еще по одной, и иторианец просидел еще несколько мгновений, прощаясь с другом. В этот момент Бен и его друг фермер встали из-за стола в конце бара, и мысль промелькнула в голове Надона. Он подумал: какие дела могут быть у старого мистика из Юндландской пустоши с контрабандистами и зачем нужно было приводить какого-то фермера?
Затем он вспомнил про дроидов, которые были у Бена Кеноби с собой, и тут Момау Надона осенило: старик пытался тайно вывезти дроидов с Татуина. В эту секунду сердце Момау Надона бешено забилось и он увидел свое спасение. Надон точно знал, где нужно искать дроидов, значит, если он скажет Алиме, то тот, возможно, пощадит его. Но когда старый Бен проходил мимо него, он спокойно взглянул ему в глаза, и почему-то Надон заподозрил, что Кеноби читает его мысли. Но он не сказал ничего и прошел мимо.
– Ты видел, как он посмотрел на тебя? – спросил Муфтак. – Как тускен на банту. Как ты думаешь, в чем тут дело?
– Понятия не имею, – сказал Надон и опустил взгляд, поскольку ему стало стыдно от одной мысли о том, чтобы принести кого-то в жертву ради собственного спасения.
Он просидел тихо пару секунд, осматривая комнату. Конечно, если Надон вычислил, что здесь произошло, то и остальные смогут. Хотя Бен Кеноби был нечастым гостем в городе и немногие узнали его. Никто не последовал за ним к выходу. Муфтак положил волосатую лапу на гладкую серо-зеленую лапу Надона:
– Ты напуган, мой друг. Какое-то бремя тебя угнетает. Я могу что-нибудь сделать?
Опять в дальнем конце забегаловки раздались выстрелы, и Хэн Соло вышел, помахивая бластером. Он шел, выпятив грудь в дешевой браваде, и выходя кинул Вухеру кредитку.
Муфтак почесал голову.
– Мне, пожалуй, тоже пора идти, – сказал Момау. – Не хочу ждать, пока имперцы придут разнюхивать здесь.
Надон поторопился к выходу, смотря, как солнца заходят за горизонт. Время для начала пытки. Он в отчаянии поднял в голову. Ему хотелось быть таким, как Хэн Соло, чтобы он мог убивать тех, кто был достоин смерти, а затем спокойно уходить прочь. Но он не мог. Даже в дикой ярости он не мог причинить вреда другим. Так что ему не оставалось делать ничего другого, как спасать то, что он мог.
Момау Надон глубоко вздохнул и заторопился домой, где начал выносить самые ценные образцы растений и устанавливать их возле задней двери в надежде, что там они смогут избежать огня. На улицах не было практически никого – кроме нескольких штурмовиков, которые наблюдали за его домом.
– Когда я закончу, – пообещал себе Надон, – я пойду домой. Я забуду про старейшин и их дурацкие традиции. Потом я принесу в своих руках отсеченные ветви обгоревших баффоррровых деревьев и покажу им мои покрытые шрамами глаза, и они увидят, какой ужасной стала Империя и что с ней нельзя мириться.