Байки на бис

И вот отсняли мы все и возвращаемся в Москву. Глядим – на том самом посту пять милиционеров стоят.

– Питер, – говорю, – это нас ждут.

Притормаживаем, я вылезаю из машины, и гаишники начинают хохотать.

– Дуров, – говорят, – твой на бюллетене!

– Кто это? – спрашиваю.

– Утренний. Он пришел к начальству и говорит: «С ума сошли! Толстой без охраны едет! А вы – ничего! Не приняли никаких мер!» Начальник спрашивает: «Вася, какой Толстой?» А он: «Писатель! Знать надо!» Начальник говорит: «Спокойно, Вася, сними портупею, сдай оружие…» Разоружили его на всякий случай, позвонили домой и сказали: «Клава, твой – плохой, едет домой, вызывай врача». Выяснилось, что у него был нервный шок. Дали бюллетень на десять дней.

Но оказалось, что это еще не конец истории. Когда Питер Устинов был уже в Англии, в журнале «Иностранная литература» вышел его рассказ «Лев Толстой и милиционер». Рублей семь, наверное, получил за него.

А после того, как у них там, в Англии, показали по телевидению сериал, мне прислали оттуда газету с рецензией. Серия, где я снимался в Ясной Поляне (она называлась «Бородино»), была признана лучшей. Пустячок, а приятно. А что? Не было бы Васи и сельмага с сушками на тульской земле, я, может, и не вошел бы так органично в образ великого писателя.

Приглашение в Голливуд

Прошло какое-то время после того, как Никулин вызвал меня в Президиум Верховного Совета за получением ордена Трудового Красного Знамени, и меня приглашают в дирекцию театра. Там мне вручают шикарный конверт – весь в штемпелях и печатях. Вскрываю и вижу отпечатанное на машинке письмо на английском языке. Нашел переводчика, и тот мне перевел, что фирма «Парамаунт» приглашает меня на роль в фильм «Пятеро». И что из советских артистов предлагают сниматься еще господину Никулину. С американской стороны участвуют Пол Ньюмен и еще какой-то популярный артист. Я сразу все понял и позвонил Никулину.

– Владимирыч, – сказал ему, – больше ты меня не купишь. Кончай свои розыгрыши.

– Ты о чем? – спрашивает.

– О письме из Голливуда.

– Значит, ты тоже получил? – радуется Никулин. – И мне прислали. Не веришь? Сейчас я к тебе Макса с этим письмом пришлю.

Приезжает его сынишка и передает мне точно такой же конверт, в котором лежит письмо с переводом. В нем сказано, что господину Никулину предлагают роль в фильме «Пятеро», и что из советских артистов предлагают еще роль господину Дурову и т. д. Звоню Никулину.

– Юра, – говорю, – извини. А я думал, ты разыгрываешь. Ну что ж, поедем, научим их, как надо работать.

Проходит неделя, никто не интересуется моими связями с США, и министерство культуры молчит. Звоню Никулину.

– Владимирыч, – говорю, – ты чего-нибудь получал еще оттуда?

– Нет.

– Тогда, – говорю, – ну их к черту! А то дома уже все волнуются, когда дед поедет, чего-нибудь привезет.

– Не поедем, – соглашается Никулин.

– Не поедем – пусть прозябают.

Никулин помолчал немного и спрашивает:

– У тебя конверт далеко?

– Вот он, – говорю, – на столе.

– Возьми его в руки.

Я взял.

– Там есть большая треугольная печать? – спрашивает.

– Есть.

– Прочти, что на ней написано!

– Так там же по-английски.

– Но буквы-то ты знаешь, вот и читай.

Я читаю. А там написано: «Счастливого пути, дурачок!»

Липовые пробы

В свою очередь, я любил разыгрывать Юрия Никулина. Он у меня в Ленинград съездил на пробы в несуществующую картину.

Я позвонил ему из Питера и, изменив голос, в стакан сказал, что он утвержден на роль отца трех близнецов в советско-шведский фильм «Вишня». И попросил просто формально приехать на пробу сцены с близнецами, которых специально привезли из Швеции. Юра приезжает в Питер, идет на студию, а я сижу в отеле и представляю, как все происходит. Думаю: «Вот сейчас он приходит в актерский отдел и говорит: «Мне нужна группа «Вишня». Ему отвечают: «Такой не существует». – «Как?! У меня назначена проба с тремя шведскими мальчиками-близнецами». – «Никаких шведских мальчиков-близнецов нет». И тогда он говорит: «Та-ак, я понял. Зато есть один русский «мальчик»… И только я про это подумал, у меня раздается звонок: «Ах ты, такой-сякой, тра-та-та-та!..» Но не злобно, разумеется.

Внимание: черепахи!!

Снимаем фильм «Ко мне, Мухтар!». Ночь, мороз градусов под 30, собаки из уголовного розыска воют от холода. Мы все лежим вповалку в тулупах в какой-то маленькой комнатушке, где можно хоть чуть-чуть согреться. Все раздражены и очень устали, атмосфера общего недовольства нагнетается с каждой минутой. И вдруг ни с того ни с сего раздается голос Никулина: «Вот сейчас в цирке артист Семушкин готовит новый номер: гигантские черепахи». Наступает гробовая тишина, и даже собаки перестают скулить. «Он выходит в белом жабо, бьет бичом и на манеж выползают восемь гигантских черепах, они делают полный круг. Семушкин говорит: «Ап!» и они все встают на задние лапы… – Через большую паузу Никулин добавляет: «Восемь часов идет номер». И тут у всех начинается истерика, мы закатываемся от смеха, представляя, как публика восемь часов следит за еле двигающимися черепахами…