Прыгали птички по камням, поглядывая на отшельника, оставляя на щербатой поверхности жемчужные кружочки. А отшельник, поглаживая бороду, писал:
Летели гуси вдаль, изображая сосновую иголку. Встречая баржу, плывущую по течению, гудел пароход. А отшельник, всё душой принимая, записывал в свою тетрадку:
Солнце прибилось к дальнему хребту, как беспризорник к чьей-то сумке. А отшельник, понимая его усталость, писал:
Поправил тетрадку, лежащую на коленях, вздохнул и закончил:
Ветка орешника
Отшельник Митрофан, затворившийся в своей пещере, был погружён в глубокое раздумье.
Раздумье отшельника было глубоким до того, что его не могли вернуть к этой жизни ни его друзья, ни земской врач, приглашённый специально для этой цели, ни трубач самарской городской филармонии, отлично игравший на медной трубе.
Погружён был Митрофан в своё раздумье целое лето. За это время у куста орешника, растущего возле входа, успела отрасти ветка. Проникла та ветка в пещеру, коснулась отшельника своим шершавым листком, и тот очнулся…
– Как долго, светлейший, вы не были с нами, созерцая, возможно, сам Фаворский свет, – обратились к Митрофану его друзья, пришедшие поздравить его с возвращением.
– Неужели? – удивился тот. – А мне показалось, что я отлучился лишь на одно мгновенье!
Марья Капитоновна
Одна женщина вела корову, потерявшуюся в лесу, мимо пещеры отшельника.
Услышав утробное мычанье, звучавшее, как иерихонская труба, отшельник выглянул из пещеры и окликнул:
– Марья Капитоновна!
Женщина не отреагировала на это никак: видимо, её звали по-другому. А вот корова повернула свою голову и несколько раз дружелюбно кивнула отшельнику. И бабочке-лимоннице, сидевшей на её рогу, как на ветке, пришлось покинуть своё насиженное место.
Улучшатель
Один отшельник, странствуя в летнюю пору по Жигулям, каждым придорожным камнем любовался.
Сядет, бывало, возле какого-нибудь камня и ну его хвалить. Ты, дескать, и замшелый, и стопудовый, и цветом серый-пресерый, как дамасская сталь!
Какую выгоду от такой хвалы отшельник имел, про то неизвестно. Но только возле камней, с которыми он беседовал, трава гуще и зеленее всегда росла. А ещё человеку, которому уснуть возле таких камней доводилось, снились всегда добрые, спокойные сны.
Имени того отшельника история не сохранила, но прозвище его – Улучшатель – дошло и до наших дней.
Бумажное производство в Общине
Как-то среди отшельников, ещё не достигших просветления, пошла мода на сочинительство разных книг. В этой связи Старший отшельник в колокол бить не стал, но обратился к молодым с такой речью:
– Всеми силами удерживайте себя от написания комментариев к Священному Завету. Но если вы эти комментарии всё же напишете, мы внимательно рассмотрим ваш труд.
В другой раз, столкнувшись с проблемой бумажного производства в общине, Старший отшельник сообщил:
– О том, что открывается твоей душе, говори просто и обыденно. Ведь то, что ей открывается, приходит навсегда.
Было и такое. Явился к Старшему отшельнику старец, живший в общине едва ли не со дня её образования. Он также собрался писать книгу и просил благословить его на труд.
Совершив положенный обряд, Старший отшельник посоветовал старцу:
– Напиши книгу дельную, простую, в которой есть и напудренная щёчка, и бьющая наотмашь ладонь!
Сон
«Помню, ещё в пацанействе приснился мне сон, в котором увидел я гору, издырявленную, словно головка сыра, входами пещер. Я жил тогда в ковыльной степи, мечтал стать джигитом и гарцевать на коне. Помню, я назвал этот сон «сказочным» и тут же его забыл.