Бах

Подобные «приходы» встречаются, впрочем, и в других видах искусства. Когда через самую «удобную» дверь человек входит в большой и незнакомый зал. У Баха это, чаще всего, Токката и фуга ре минор. Так как в ее случае играет роль и сказывается всё, все факторы разом: известность, мнение других людей о ней, самые высокие шансы услышать именно ее (против всего иного «баховского»), и, наконец, просто ее «понятные» и безусловные собственно музыкальные достоинства. Так, к Эль Греко можно «прийти» через «Вид на Толедо», к Ван Гогу — через «Ночь в Авиньоне», а к супрематизму — непременно через «Черный квадрат»; что же еще? Вопрос только в том, как найти эту дверь? Кто ее укажет? И — подскажет, может быть, как она открывается? И — самое тайное — как формируется желание открыть дверь? Неужели оно — только воля слепого случая? Фатума?

Таким образом, счастлив лишь тот, кто «попал». И именно в такой момент очень важен Проводник рядом. Кто поможет закрепить успех. Кто подскажет в нужное мгновение именно те слова, которые сам человек еще не знает! Все-таки — ошеломить и удивить можно только хоть чуть-чуть, но все-таки подготовленную Душу. А затем — потребуется развитие. Обязательная Эволюция. Бах словно для нее и создан. Он готов сотрудничать с Вами — хоть со стадии стегоцефала, хоть со стадии коацерватов. Смотря по тому, КАК ВЫ САМИ К ЭТОМУ ГОТОВЫ. Берите (найдите!) себе подходящего Проводника — и в путь! Эволюционируйте!

Чакона

Чакона из скрипичной партиты №2 BWV 1004

Когда я слушаю Чакону в абсолютной тишине, она становится невыносимой для меня. Я обнаруживаю вдруг спазм, который порой натурально физиологичен, который подступает к горлу и душит меня. Нет, это не рыдания. Нет, это не нехватка воздуха. Это неизвестное мне ощущение, ни при каких иных обстоятельствах не возникавшее ранее и не проявлявшееся во мне. Словно Чакона создает мир, в котором я еще не бывал, и потому я не знаю, как с ним обращаться.

Чакона невыносима в абсолютной тишине, так как в ней звучит такая сила чувства, такая невысказанная мысль и мука от невозможности ее высказать, что меня она обращает в постыдное бегство внутрь себя. Я боюсь ее. И инстинктивно стараюсь перескочить хотя бы мыслью своей на другую полосу крутящегося винилового диска, на другую скрипичную струну, чтобы не встретиться с ее гигантской фантасмагорической мыслью.

Иногда я устраиваю пытку. Необходимо вдруг почувствовать, что — вот, сейчас, еще миг, и эта мука захлестнет, обрушится на тебя, сокрушит, раздавит, породит спазм, — и я умру.

Для этого нужно только всего лишь достать диск, затолкать его в разинутую пасть музыкального центра или поставить на проигрыватель. Все прозаично и тривиально. Кнопку ли нажать, опустить ли плавно головку звукоснимателя — боже мой, какая судьба у музыки!! И именно в этот момент дрогнет рука, стукнет сердце, предчувствуя боль, как перед самым началом укола шприцевой иглы. Ты хочешь этой боли? Ты уверен, что выдержишь ее? Зачем она нужна тебе? Ты стал уже зависим от нее!

Я, словно наркоман, опускаю иглу на край диска. Первый взлет Чаконы. Первый выкрик темы. Первый дикий, немыслимый въезд смычка скрипки куда-то вверх и вбок. Словно что-то уже произошло страшное — и ничего не исправить, ничего не вернуть. Словно уходит жизнь, как песок сквозь пальцы, судорожно пытающиеся остановить его поток. Словно так устроен мир, — и с этим нужно смириться.

Но вновь и вновь повторяется этот вызов, этот дикий взлет смычка. И боль отпускает. Оказывается, боль сладостна и желанна. Нет, нет, никогда Бах не покидает своего бедного слушателя. Не оставляет на растерзание наедине с Чаконой или с каким-то другим своим гигантом.

Возможно, он знает, предвидит их силу. И он должен следить и следовать. Он рядом. Он правит и управляет. И постепенно я прихожу в себя.

.….

Чакона делает меня абсолютно другим, — и я теряюсь, растворяюсь в этой абсолютной тишине. Кто-то сказал, что Чакона «грозит сломать хрупкое тело скрипки». Мне же порой страшно за себя: ибо в тот момент, когда скрипка уже готова развалиться на части от урагана Чаконы, что-то в человеке тоже надламывается, не в силах выдержать этот напор — и наступает перевоплощение. Реинкарнация.

Возможно, именно поэтому музыка Чаконы кажется мне очень близкой величественному и трагедийному хору «Et incarnatus» («И воплотившийся») Высокой си минорной Мессы.