Бах

М.И.Глинку познакомил с фугами Баха его учитель — Зигфрид Вильгельм Ден, который давал ему уроки композиции. «Дену я обязан более всех других моих maestro», — скажет впоследствие Глинка. Сам же Ден учился в Лейпциге (великий город музыки, как мы уже понимаем!), а один из его музыковедческих трудов посвящен, в частности, фугам Баха из ХТК («Analysen dreier Fugen aus J. S. Bachs Wohltemperiertem Klavier…», 1858).

В 1834 году появляется повесть Владимира Одоевского «Себастьян Бах». В ней есть, как сейчас сказали бы ушлые биографы-баховеды, масса фантазий и ошибок биографического и исторического характеров. Но дело не в биографических ошибках. Одоевский впервые в России показывает удивительный и масштабный мир уникального Творца, еще вовсе неизвестного в этой стране. «Для меня, — писал Одоевский, — Бах был почти первою учебною музыкальною книгою, которой большую часть я знал наизусть». Свой кабинетный орган на квартире в Петербурге, специально построенный «для исполнения музыки Баха», князь — «первый русский бахианец» — назвал «Себастианон».

Исследователи-баховеды пишут, что постепенно в музыкальных салонах России Бах становится известен. Приводится в качестве примера популярная и талантливая польская пианистка Мария Шимановская, блиставшая в тогдашних салонах. Она любила исполнять клавирные вещи Баха и даже имела подлинный автограф Мастера, которым необычайно гордилась. Играл на клавире баховские прелюдии и А.С.Грибоедов.

Несколько позднее Баха в России активно «пропагандировали» известный музыкальный критик А.Н.Серов (который писал о музыке Баха так: «…безграничность мелодии и гармонии»

) и прекрасный композитор С.И.Танеев. Последнего друзья в шутку ласково называли «Бахинька» — отчасти за его горячую любовь к своему кумиру, отчасти — за внешнюю схожесть: Танеев был крупным мужчиной с «открытым добрым лицом». (Кстати, существует путаница в источниках — в иных из них пишут, что «Бахинькой» называли В.В.Стасова, известного музыкального критика того времени! Зато Танеева именовали «русским Брамсом»! Куда девать наше извечное стремление к сравнениям?!). Доподлинно известно, что Чайковский в одном из писем именовал Танеева не иначе как «наш Бах», а музыковеды и критики использовали следующий эпитет: «русский Бах» и отмечали в танеевском творчестве «приближение к баховскому звукосозерцанию», а также «…идущий от Баха уклад контрапунктического мышления»…

А.Н.Серов достаточно метко и ёмко охарактеризовал путь Баха к сердцам слушателей в России (да и не только в ней): «…Было время… что на музыку Себастиана Баха весь музыкальный свет взирал как на школьный педантский хлам, на старьё, которое иногда — как, например, в „Clavecin bien tempere“ — годится для упражнения пальцев, наравне с этюдами Мошелеса и экзерсисами Черни. Со времени Мендельсона вкус склонился опять к Баху, даже гораздо более, чем в то время, когда он сам жил, — но и теперь еще есть „директоры консерваторий“, которые во имя консервативности не стыдятся учить своих питомцев играть прелюдии и фуги Баха без выразительности, т.е. как „экзерсисы“, как пальцеломные упражнения. Эта метода — одно из сильнейших осквернений искусства, повторение в музыке „бурсацкого“ учения, когда одну из возвышенный книг в свете — псалмы Давида — задалбливали наизусть, без малейшего понятия о смысле того, что задалбливали из-под палки и розог!… Если в области музыки есть что-либо, к чему надобно подходить не из-под ферулы и с указкою в руках, а с любовью в сердце, со страхом и верою, так это именно — творения великого Баха».