Бах

Известнейший современный российский музыковед Дина Константиновна Кирнарская в своей книге «Классическая музыка для всех» посвятила оратории следующие строки:

«Ария альта из “Страстей по Матфею” — это пример всего самого совершенного и дорогого, созданного гением И.С. Баха. Здесь он выразил себя без остатка, до конца, высказал все, ради чего он жил и обращался к людям в своей музыке… И как всегда у Баха, эта мелодия кажется бесконечной: текут, нанизываются друг на друга вздыхающие фразы — слушая эту музыку, нельзя не вспомнить всех раскаявшихся грешников, душа которых, как душа Петра, очистилась через покаянную молитву».

Глава седьмая.

БОРЬБА ЗА ВЛАСТЬ. РАЗОЧАРОВАНИЕ

Исторические документы похожи на зеркала эпохи, развешанные то тут, то там. Как много неожиданного и точного можно увидеть, заглянув в них. Но картинка строго ограничена рамой, а пути в зазеркалье нет. И любопытный исследователь, увидев в отражении лишь часть какого-либо предмета, вынужден домысливать остальное, пробуя найти недостающие фрагменты в других зеркалах.

Документы ничего не скажут о чувствах, если только это — не личные дневники, да и то не все пишущие смогут открыть бумаге душу. Бах относился к последним. В крайне небольшой личной переписке, дошедшей до нас, он старается быть по-деловому информативным. Если и дает волю эмоциям, то часто с прагматичной целью: лучше донести мысль до адресата и добиться желаемого. Но иногда зеркала все же позволяют нам угадывать выражение лица пишущего.

Неизвестно, когда именно Бах разочаровался в Лейпциге и в своей канторской службе, поняв, что таинственная Endzweck снова ускользает из рук. Но разочарование было глубоким. Вдвойне печальнее становилось от осознания безвыходности. Если уж «цветущий и укрепленный город с университетом мировой известности» при ближайшем рассмотрении оказался неподходящим для композитора, разве можно найти лучшее?

Но что же все-таки он искал в Лейпциге? Согласно уже упомянутому музыкантской табели о рангах — смена должности капельмейстера на кантора принесла ему понижение социального статуса. Помня об этом, Бах не упускает случая назвать себя ангальт-кетенским капельмейстером и долго «окучивает» герцога Саксен-Вейсенфельского для получения еще одного подобного титула.

Эти поступки очень не согласуются со «святостью», о которой говорят многие баховеды. Бах выглядит обычным честолюбцем, раз престиж имеет для него такое большое значение.

Во французском prestige — обаяние, очарование. Латинский первоисточник раскрывает несколько другой смысл. Praestigium — иллюзия, обман чувств. Современные словари русского языка трактуют «престиж» как известность кого-либо или чего-либо, основанная на высокой оценке и уважении в обществе.

Ключевое слово здесь — «уважение в обществе». Он не случайно претендовал на одну из самых значительных музыкальных должностей во всей Германии, несмотря на ожидающие неудобства и не бог весть какое жалованье. Обаяние «престижа» давало композитору надежду наконец-то воплотить свои грандиозные замыслы адекватно. Честолюбцы стремятся к регалиям ради них самих. Бах завоевывал их, чтобы получить власть над музыкальными пространствами Лейпцига — большими исполнительскими коллективами, критиками и слушателями.

Будучи прагматичным бюргером, он рассчитал все верно. С высоким титулом капельмейстера, пусть и полученным в довольно захудалом Кетене, он приезжает в крупный торговый город, намереваясь подчинить себе всю тамошнюю музыку и миссионерствовать через нее. Поначалу его глаза разбежались от обилия возможностей, даже за школьные уроки он взялся с гордостью, желая, вероятно, приложить руку к воспитанию целого поколения. А ответственность за музыку во всех протестантских церквях? Так и представляется его восторг: неужели все это мне? И это тоже?

Конфликты не смогли бы устрашить его — борца по природе, не боящегося говорить правду в лицо. Но со временем выяснилась очень неприятная вещь: Бах сильно ошибся с масштабом своей музыкальной вотчины.

Должность кантора могла бы оказаться очень недурной, если бы в Томасшуле сохранялся былой порядок. Однако к моменту появления Баха в Лейпциге это заведение медленно, но неуклонно начало приходить в упадок. Ректор Эрнести, занимавший свою должность уже более сорока лет, сильно одряхлел и с трудом справлялся с обязанностями. При слабом руководстве любое дело быстро разваливается. Дисциплина в Томасшуле, такая крепкая поначалу, хромала все больше. Надо заметить, сам Иоганн Себастьян не особенно стремился ее укрепить и даже лично участвовал в ее развале. Довольно быстро ему наскучило не только преподавание латыни, но и уроки пения. И если латынь он передал, может быть, нерадивому человеку, но все-таки профессионалу, то вокальные занятия спихнул, без зазрения совести, на старших учеников.