Баланс белого

Надо было идти. Когда я проходила вторую границу, Ольховский помахал мне рукой из огромного трака, из белого — они мне казались сказочными, настоящие трансовые траки, их было только двое в кабине, но в таких машинах только два сиденья, похожих на кресла в парикмахерских салонах.

Я уже довольно далеко отошла от границы: неширокая дорога, обочины и мягкие леса, такие мирные. Лес ограждала металлическая сетка. Заповедная зона. Проходили грибники.

Скат очень резкий. Автобусная остановка, люди. Санаторная зона «Золотые пески». Откуда здесь взяться золотым пескам?

Время тянулось медленно, действительно медленно. Я грелась, как младенец на солнышке, как индеец в бизоний год. Не нужно думать о завтрашнем дне, когда ты человек, потому что ты, в отличие от обезьяны, в любой момент можешь сообразить, что делать.

Солнце убивало, я думала, что будет, если я потеряю сознание.

Так долго дожидалась, что кто-нибудь меня подберет — успела выспаться на обочине.

Водитель как в воду глядел, когда говорил, что раньше него я не уеду. Очень рад был встрече.

С ребенком он говорил о том, что к полуночи уже будут в Минске.

Мы проезжали красивый санаторий, окруженный озерами, и сын канючил, чтобы отец остановил машину и мы искупались. Мальчик, видно, неплохо знал эти места. Отец пообещал, что на обратном пути они заедут сюда дня на два.

Вокруг все время что-то строилось. Особенно мне нравились портальные краны, такие, с отвисшим сучьим выменем, вписанные в скудный ландшафт строительных площадок.

Я разглядывала путеводитель по Белоруссии, найденный на приборной панели.

Реки — Нератовки да Неславки.

Имена озер.

Алоизберг и Арлейко. Каково? Известно, кто из них ясновельможный пан, а кто слуга.

Считалочка, ведущая в кабак: Белоголовое, три десятка Белых озер, Бережа, Бережонка, Бикложа, Болдух, Болойсо, Большая Швакшта, Большой Супонец, Буяч, Буже, Висяты, Войсо, Кабак. Все, пришли.

В именах славянам тоже никогда недостатка не будет, чем не имена для девочек: Крупань, Ловжа, Месреда, а вот еще Неколочь — имя девочки-сироты, которую некому было колотить. И тоже все озера.

Сверзно, Свидно и Тросно — это какие-то диковинные наречия… Я пыталась представить, что они могли бы означать.

Впрочем, эта забава мне скоро наскучила, я отбросила путеводитель.

Ландшафт заметно изменился. Никаких тебе холмистых далей. Гладкая равнина, уходящая в небо, и раскаленная трасса, безбрежные низинные луга. Все гудит от жары и желтизны. Никаких селений. Никаких машин, кроме нашего тряского монстра.

Мы приближались, и мне уже было все равно, где я окажусь.

Он узнал о пересечении дорог по огромному, великанскому заводу. Он казался таким нереальным, потому что совсем не сопоставлялся с ростом человека. Казалось, его могли оживить только гигантские статуи богов и бронзовые полководцы.

Он высадил меня посреди этой пустыни, залитой многополосым асфальтом. Здесь не было духа людей. Почему индустриальные пейзажи скорее напоминают времена дочеловечного геологического прошлого, почему дух сверхчеловека равен духу отсутствия человека, летающего над водами?

Меня накрыла чаша неба. Волосы снова спутывал ветер.

Так все странно было, будто из тумана, будто я пересекла Стикс.

Мимо не проехало ни одной машины.

Я шла очень долго. Впереди — небо. Сзади — небо. Пыльное небо. Это похоже на заклинания последних американских шаманов, которые называют себя на новый манер поэтами.

С болот иногда взлетала огромная птица, я наконец-то почувствовала себя абсолютно свободным человеком. Where the heron the Shoo-Shoo-Ga feeds among the reeds and rushes. Мы снова были вместе с этой травой, с болотами, у меня были спички — и мне было хорошо.

Появился вдруг звук трещоток в пустоте, столь явственный. Пустота не была тихой, все это дышало, гудело из травы и тонко свистело от туч до туч.

Я увидела нового призрака: черный человек беззвучно промчался по встречной полосе на мотоцикле.

Сгущались сумерки.

Подобно юному Осбальдистону, я продолжала совершать свое одинокое путешествие на север…

Слева виднелись огни селения, светящиеся далеко от дороги, горело всего несколько фонарей.

Трассу пересекала узкая асфальтированная дорога. Я села отдохнуть у дорожного столба. Съела немного хлеба и смотрела в горизонт, где горели огни деревни.

Почти настала ночь, птицы и насекомые заговорили по-другому. Я уже присматривалась, где лучше спуститься и найти место для ночлега. Впереди появилось рубленое строение у дороги, я уже решила заночевать там, когда почувствовала свет с юга, знаменующий очередное пересечение двух реальностей.

Трак был огромным, он слегка покачивался, когда тормозил, и внизу, под брюхом у него гремели подвески. Он издал пневматическое шипение, и асфальт под ним расцветился размытыми пятнами: оранжевыми, желтыми, красными, как будто он прихватил это из бара, как дешевую девчонку с большим красным ртом.

Он прошел долгий тормозной путь и остановился как раз у того домика, где я собиралась заночевать. Я подбежала к траку, дверь открылась, и я взобралась по лестнице вверх.