Баланс белого

Я вижу их автомобиль через зарешеченное окно. Они курят. Зейберман опять взялась за свое. Мне вспомнились майские дни этого года, когда я отучала ее курить, и она в немерянных количествах поглощала шоколадных заек в фиолетовой фольге. А она отучала меня щелкать суставами больших пальцев. Били друг друга по рукам. С размаху, без предупреждения. У нее вылетала сигарета, у меня от ее ударов вылетали суставы.

Сегодня Лерка в пацанской серой кепочке, из-под которой выпустила набок челку. Старательно направляет дым в сторону – челка закрывает левый глаз, Лерка дует в сторону правого, трубочкой складывая губы.

Бросила сигарету. Заходит внутрь.

Появляется в дверях.

Следом входит Женя с большим бумажным пакетом в руках. Как-то изменился. Подстригся, что ли.

Они принесли коньяк в бутылке из-под колы и шоколад. Аспирант просит меня раздобыть стаканы. Стаканы недозволено держать. Уходит просить у санитарок железные кружки.

– Он со всеми найдет общий язык, – Лерка вынимает свертки из пакета. – Возьми мою пижаму, лучше, чем эта рвань. Я понимаю, казенное, но до такой степени… В джинсах вам не разрешают ходить?

Я качаю головой:

– Пока нет. Потом будут выпускать на прогулки.

– Хорошо, возьми тогда, положи у себя.

Через пять минут появляются кружки. Мне как-то не по себе. Кажется, запах – по всей комнате. Хорошо, что кроме нас никого нет.

– Ну что, написала что-нибудь?

– Что-то есть. Только у меня почерк неразборчивый. Сейчас схожу. Подожди, от меня, наверное, коньяком несет.

– На вот, шоколадку еще. Женька разберется. Одежду захвати сразу в палату.

Рассказываю им о своей поклоннице. Лерка ржет, аспирант покачивает головой и кривит рот – мол, так оно и бывает, когда бабы привязываются.

– Завтра не приедем – Женька работает полный день.

– В аспирантуре?

– В УВД, биологом.

– На кафедре предложили недавно, в ЭКЦ открыли лабораторию биологических анализов – позвонили к нам в университет. По моей основной теме, здесь, конечно, ничего нет, но хоть какая-то зарплата.

– Интересно?

– Не то слово! Соседнее подразделение занимается идентификацией неопознанных трупов. Методом фотосовмещения, по черепу. В одной комнате с ними сидим. Все черепами завалено – столы, шкафы. Обстановочка та еще.

Мы с Леркой переглянулись. Совсем недавно такая же обстановочка была у меня дома. Весь стол завален черепами грызунов. Я пишу курсовую. Точнее, мой препод по зоологии позвоночных пишет диссертацию. Он пишет по грызунам, я – по совам. Asio otus Linnaeus. В интересующем его районе кто-то нашел совиное гнездо на чердаке и собрал погадки. В этих слипшихся комках шерсти – кости всех съеденных совой птичек и зверюшек. Я сижу и разбираю погадки. Шерсть и мелкие кости выбрасываю, черепа собираю. В основном грызуны. Три птички во всех погадках. Грызунов определяю по черепу – грызуны-то и нужны для диссертации (особенно препода обрадовала желтогорлая мышь), а сова никому не нужна. Про сову я пишу курсовую. Зимнее питание ушастой совы. Черепа потом храню в коробке из-под леденцов.

Они уходят. Обещают поговорить с врачом. Может, хотя бы раз со мной встретится.

VI

Раздался стук в дверь, Ольховский, выглядывая из-за плюшевой занавеси, вежливо справился о личности визитера.

Визитером оказался Энди.

– Кольчепа разве не с тобой?

– Заехал кое-куда, сейчас будет.

Энди выше меня, светловолосый, красивый, сильный. Мне всегда было приятно с ним общаться. Он здорово играл на губной гармошке, был коротко стрижен и всегда элегантен. Если Ольховский, без сомнения, принадлежал к либидозному типу юношей, то Энди являл собой картину прямо противоположную, то бишь, с виду был юношей креативным и во всех смыслах положительным. Но это если издалека, а если приблизиться, то насквозь был пропитан запахом спермы, неотделимым, впрочем, от запаха мускуса и амбры его одеколонов.

Я мало о нем знала – только то, что Энди учился на кинофакультете и занимался всем по чуть-чуть на реках Вавилонских – продюссировал панк-группы и замышлял какие-то дела с казачьими полковниками в черных кителях с крестами – все это его предприятие называлось «Магдебургская брама». Одна из его групп недавно записала альбом под названием «Fuck totum».

Сегодня он был в клетчатых бежевых брюках и светлой футболке. Ольховский тоже успел натянуть водолазку к его приходу.

– Андрюша, ты хоть как-то пытался повлиять на девушку? Уговорил to rearrange her mind?

– Что конюшню запирать, когда лошадей украли? Хочет – пусть едет.

Он поднял мой рюкзак, примерил, улыбнулся мне и сказал: «Хорошо!»

Затем передал Ольховскому длинный список питерских квартир и телефонных номеров (Коломиец, Фил – общежитие химиков – заглянула я в список), и у меня снова возникло радостное предвкушение поездки в неизвестность. В нижнюю часть списка были внесены имена тех, кому следовало передать привет – все эти женщины, покровительствующие питерским музыкантам, какая-то матрона, украсившая свой автомобиль портретом Фиделя, которая в течение двух ночей была любовницей Энди, и с которой он впервые попробовал кокаин.