Балатонский гамбит

— Он сделает тебя бабушкой еще скорее, чем твои девицы сподобятся, доделает то, что не успел Штефан, — он улыбнулся. — Девчонка ничего, симпатичная.

— Я сказала Клаусу так же, как когда-то Штефану, когда подошел возраст. Решишь жениться, приводи невесту, чтобы я познакомилась с ней, но до этого все развлечения — только не в моем доме. Я все понимаю, но это слишком. И пока главное — учеба. Надеюсь, он меня понял.

— Ты сделаешь это? — он приподнял ее, посмотрел прямо в глаза.

— Что?

— Как на Балатоне. Помнишь? Так только ты делала.

Она проследила за его взглядом, сообразила, улыбнулась.

— Да, конечно, с радостью.

За окном трещали цикады, волны ласково шелестели о камни. Он обнял ее. Подтянув к себе, страстно целовал в губы.

— Никто так не делал, как ты, — проговорил хрипло. — Даже те, для кого любовь — профессия.

— Я сделаю столько раз, сколько захочешь. Но дайте отдышаться, штандартенфюрер.

* * *

Еще не открывая глаз, он услышал крик птиц за окном — они носились над пляжем, выискивая добычу. С моря дул прохладный ветерок. Повернувшись, провел рукой по постели — пусто. Открыл глаза. Только белые розы разбросаны в беспорядке, те, которыми осыпал ее спящую, когда на несколько часов она задремала, отдав ему всю свою страсть и негу, накопившуюся за годы разлуки. Ветер шевелил прозрачные тюлевые портьеры. Дверь в соседнюю комнату была открыта. Он услышал ее шаги, постукивание каблуков, приглушенное ковром. Потом послышалось знакомое постукивание машинки. Она оторвала бумагу.

— Спасибо, Жан, — приглушенно произнесла в трубку.

Он поднялся. Надел брюки, рубашку, не застегивая ее. Встал в проеме двери, прислонившись к косяку. Маренн сидела за столом, рассматривая снимки и графики, что-то отмечала карандашом. В узких американских джинсах, длинной широкой клетчатой рубашке, с небрежно закрученными в узел волосами. В пепельнице рядом дымилась темно-коричневая сигарета с золотым фильтром. Почувствовав, что он смотрит на нее, обернулась.

— С добрым утром!

— С добрым утром! — он подошел, обнял ее за плечи, взглянул на стол. — Ты говорила, мы проснемся вместе и будем смотреть на море. Я проснулся, а тебя нет. Ты опять смотришь какие-то рентгены и кардиограммы. Ты говорила, мы будем вдвоем, больше никого. А тут опять целая очередь больных.

— Что делать, — она откинула голову, прислонившись к нему. — Люди болеют, Йохан, борются за жизнь, я не могу отказать им в помощи. Болезням все равно, что происходит в моей жизни. Но ты вставал раньше, — она улыбнулась, повернув голову, поцеловала его торс. — Эти белые розы, совершенно свежие, которые лежали на моей груди. Я проснулась с их запахом. Так много. Я никогда не узнаю, откуда они берутся.

— Никогда.

— Я проснулась на белых лепестках. Я даже не могла мечтать, что придет такое время, когда меня снова будут осыпать белыми розами. Спасибо.

Он наклонился, поцеловал ее в губы, она ответила на его поцелуй. Потом, протянув руку, взял со стола фотографию в рамке. Прочел надпись.

— «Билл Смит. Буду помнить вечно, мэм». Что за Билл Смит? — он взглянул на нее с иронией. — Очередной английский лейтенант? Судя по обмундированию, военно-морская авиация США. Какой-то негр или индус, не пойму, — придерживая ее за плечи, он поднес фотографию, чтобы она тоже могла видеть. — У фрау появились фото американских военных. Это теперь твой типаж? Голубоглазые арийцы больше не в моде? Рейхсфюрер бы не одобрил такое лицо.

— Он помесь с индейцем.

— Ацтеки, инки, майя — это очень романтично, в твоем стиле.

— Красивый крепкий парень, глаза как шоколад, кожа цвета оливкового масла. Капитан американских ВВС.

— Мне даже страшно.

— У него было обожжено больше пятидесяти процентов тела, почти полная потеря зрения, памяти. Он был практически безнадежен, — она вздохнула. — Но я его вылечила. Он снова вернулся в строй.

— Ты ездишь во Вьетнам? Я вижу, ты в американской военной форме, — он присмотрелся. — Бригадный генерал?! Ты догнала меня по званию, — взяв сигарету из пепельницы, затянулся, потом отдал ей.

— Как и в рейхе, исключительно по медицинской части. Во Вьетнаме я бываю нечасто, — она с нежностью поцеловала его руку. — В основном на базе на Окинаве. Там находится госпиталь, куда привозят раненых. Я беру с собой Натали. Она смотрит, как и что я делаю, учится. Она очень способная. Джилл никогда бы не смогла стать хирургом. Наталья сможет, именно военным хирургом, как я.

— Я говорил, она на тебя похожа.

— Мне позвонил Эйзенхауэр. Сказал, что его морпехи здорово поджарились в Индокитае. Их надо перевернуть на другую сторону, чтобы они окончательно не подгорели. Это такой американский юмор. Вы — самый лучший военный хирург, у вас самый большой опыт, лучшая репутация. Соединенные Штаты могут на вас рассчитывать? Я сказала, да, все поняла, сэр. Собираю самолет и вылетаю. Он мне — о'кей, как это у них принято. Мы вас оформим бригадным генералом. Устроит? Я говорю — не нужно, мне и так хорошо. Но он все равно оформил.

— Теперь мне придется ждать тебя с войны? — он с нежностью провел рукой по ее волосам. — Никогда бы не подумал в сорок пятом.