Балаустион

Разговор был окончен. Побледнев, Исад коротко кивнул, ударил, с ненавистью глядя в глаза царю, кулаком в грудь, и, ни слова не говоря, стал спускаться вниз, к полю стадиона. Пришедший вместе с ним Леонид, бывший командир Исада, смотрел на Эвдамида с мрачным недоумением.

– По-моему, ты совершаешь ошибку, государь! – веско проговорил он.

Эвдамид ничего не ответил, лишь нахмурил густые брови. Зато опять открыл рот Леотихид.

– Не твоего ума дело, – дерзко глядя в глаза Леонида, заявил он. – Твоего совета не спрашивали, так что, клянусь Ареем, лучше тебе заняться своими делами, дружок!

– Я не дружок полукровкам! – с каменным лицом заявил Леонид и, повернувшись, пошел прочь.

Эвдамид предупредительно положил тяжелую руку на плечо перекосившегося от гнева брата и вполголоса бросил:

– Уймись!

– Но, ты слышал, что он…

– Нет, не слышал. И ты не слышал.

Глаза братьев встретились. «Уймись, или пожалеешь». Леотихид прочел это во взгляде Эвдамида ясно, как написанное на пергаменте. Жизнь научила рыжеволосого бастарда, что со старшим братом лучше не спорить – обычно невозмутимый и здравомыслящий, в гневе он частенько перегибал палку.

Тряхнув густой медной шевелюрой, Леотихид запрокинул голову, отрывисто хохотнул в присущей ему манере и воскликнул:

– Пес с ним! Пусть катится к демонам! А нас ждет прекрасное зрелище!

О не заметил, что сзади, со скамьи эфоров, его затылок прожигает еще один ненавидящий взгляд. Эфор Фебид, отец Исада, только что кардинально пересмотрел свою лояльность по отношению к династии Агиадов.

– Я вспомнила! Об этом случае на Немейских играх! Кто-то из мужчин рассказывал – не то брат, не то отец. Там была бойня, верно?

– Самая настоящая, клянусь Меднодомной! Против двадцати четырех бойцов греческих городов управители состязаний выставили двадцать четыре гладиатора, и не из худших. Нужно было видеть, как пошли они – стенка на стенку! Вот это была рубка! Стадион, конечно, стоял на ушах! Гладиаторы стали давить наших с самого начала. Через четверть часа соотношение было десять рабов против четверых оставшихся в живых греков. Среди последних оказался и Исад. Остальные – и гладиаторы, и добровольцы умирали вокруг в криках, крови и вони от собственных выпущенных кишок.

– Фу-у!

– Прости за эти подробности. Я как сейчас помню этот последний эпизод боя. Мы с Аркесилом подлезли к самому ограждению…

Четверка тяжело дышавших греков сбилась посреди арены. Один из них, фиванец Зикрат, морщился и все время сплевывал на песок арены окрашенную кровью слюну. Левая ключица у него была перебита рубленой раной, и на ноге, чуть выше колена, сочился красным глубокий порез.

– Хреновые наши дела, друзья! – задыхаясь, произнес он, наблюдая, как гладиаторы окружают их кольцом.

– Ты прав, клянусь собакой. На кой ляд дался мне этот заклад? – тоскливо вторил ему квадратноголовый Филистион, отпущенник из Этолии. – Все этот Карист, сволочь! Смерти моей захотел, чтобы самому Эвнику тыркать!

– А я, дурак, на награду польстился, – вздохнул Зикрат, обронив еще один розовый сгусток слюны. – Теперь подохну здесь, и даже похоронить будет некому.

– Хватит вам хныкать, сопляки! – прикрикнул на них боец из Халкиды, крепкий, коротко стриженый наемник-пельтаст. За те четверть часа перед боем, в которые бойцы, оживленно треплясь, ожидали выхода на арену, он так и не назвал своего имени. – Надо было держать ваши пухлые жопы подальше от таких игр. А раз ввязались, так умейте умереть как мужчины. Вон, посмотрите на спартанца! Хоть бы пикнул!

– Да что на него смотреть? – в истерике выкрикнул Филистион. – Они же там все головой о стену битые, в этой Спарте! Им жизнь на хрен не нужна! А я бы еще пожил, попил винцо и баб потискал!

– Ну так живи, – Исад повернул к этолийцу узкое, как нож, лицо. – Смотри, их всего-то десять. Убьем их и пойдем по домам.

Это было сказано таким тоном, что Филистион не нашелся, что ответить, только еще больше покраснел лицом.

– Верно говорит лакедемонянин! Прорвемся! – гаркнул халкидянин. – А ну, парни, плечо в плечо! Рабы подходят! Подходят!

Трибуны огласились новым взрывом криков, воя и свиста. Так публика реагировала на то, что гладиаторы после короткой передышки вновь кинулись в атаку. Это были почти сплошь галлы, из первой партии пленных присланных из Галлии наместником Юлием Цезарем с начатой им войны. Высокие, мускулистые, светлоглазые, они жаждали крови словно волки, окружившие истерзанную отару.

– Хотите жить – держите мне спину! – крикнул Исад товарищам, ныряя под меч первого нападающего. Из-под его руки уже метился второй. Жесткий лязг металла. Дуновение Смерти, пролетевшей в пальце над головой. Снова батман. Пируэт, удар.

С гортанным проклятьем варвар отскочил назад, недоуменно уставившись на свою грудь, из отверстия в которой упругими толчками выплескивалась кровь. Ноги вдруг отказались ему служить, и он грузно повалился наземь, хрипя проклятия на чужом языке.

– Давай, спартанец, давай! – заорал халкидянин, остервенело отбиваясь от двоих наседавших на него гладиаторов.