Балкон

Ирма (Епископу). Да оставьте ее в покое со всеми этими вопросами. (Еще раз слышится тот же ужасный крик.) Опять они! Пойду заставлю их замолчать.

Епископ. Этот крик не наигранный.

Ирма (обеспокоенная). Я не знаю… что мы знаем об этом, какая разница?

Епископ (медленно приближаясь к зеркалу, останавливается перед ним). …Ответь же, зеркало, ответь мне. Что я пришел здесь найти – зло или невинность?

(Ирме, очень тихо.) Уйдите! Оставьте меня одного!

Ирма. Поздно. Вы не сможете потом уйти, не подвергаясь опасности.

Епископ (умоляюще). Только одну минуту.

Ирма. Вы здесь уже два часа двадцать минут. То есть двадцать минут лишних…

Епископ (внезапно впадая в гнев). Оставьте меня одного. Подслушивайте под дверью, если хотите – я знаю, вы это делаете – и войдете, когда я закончу. (Обе женщины выходят вздыхая, с измученным видом. Епископ остается один; с видимым усилием успокаивается, встает перед зеркалом, держа стихарь.)

Ответь мне, зеркало, ответь мне. Что я пришел здесь найти – зло или невинность? И, отраженный в твоем позолоченном стекле, кто я? Я никогда не желал, клянусь перед Богом, который меня видит, я никогда не желал трона епископа. Стать епископом, возвыситься – в силу добродетели или порока – если бы даже это отдалило меня от окончательного достоинства епископа. Я объяснюсь. (Епископ говорит очень отчетливо, как если бы следовал логическому рассуждению). Чтобы стать епископом, нужно пристраститься не быть им, но совершить то, что привело бы меня к этому. Став епископом – став им, конечно, для себя, – я должен был непрестанно познавать бытие, дабы выполнять свои функции. (Он хватает полы стихаря и целует его.) О, кружева, кружева, работа тысячи маленьких ручек, созданные, чтобы прикрывать множество задыхающихся женских грудей, груди грудей, и лиц, и волос, вы украшаете меня ветвями и цветами! Начнем сначала.

Но вот в чем суть! (Смеется). А! Я говорю – по латыни! – должность есть должность. Она не есть способ существования. Между тем, епископ – это способ существования. Это ноша. Бремя. Митра, кружева, золотая ткань и бусы, подхалимство… Собачья работа!

(Треск пулемета.)

Ирма (просовывая голову в приоткрытую дверь). Вы закончили?

Епископ. Оставьте меня, ради Бога. Убирайтесь прочь! Я думаю. (Ирма закрывает дверь.) Величие, достоинство, озаряющие мою персону, не имеют источника в атрибутах моей должности – не более, о небо! чем в моих личных достоинствах. Величие, достоинство, которые меня озаряют, исходят от таинственного сияния: епископ предшествует мне. Я сказал тебе, зеркало, позолоченное изображение, украшенное, как коробка из-под мексиканских сигар? Я хочу быть епископом в одиночестве, для одной видимости… И чтобы разрушить все должности, я хочу устроить скандал и задрать тебе юбку, шлюха, распутница, проститутка…

Ирма (входя). Достаточно на сегодня. Надо уходить.

Епископ. Вы сумасшедшие, я не закончил. (Обе женщины входят.)

Ирма. Я не ищу ссоры с вами ради удовольствия, и вы это знаете, но вам нельзя терять ни минуты, я вам повторяю, что задерживаться на улицах опасно. (Вдалеке слышна стрельба.)

Епископ (горько). Вам наплевать на мою безопасность. Когда все закончится, вы растворитесь в толпе!

Ирма (Женщине)

. Не слушай его больше, а раздевай. (Епископу, который, сняв котурны, стал нормальных размеров: самый банальный из актеров.) Помогите же, непреклонный.

Епископ (с идиотским видом). Непреклонный? Я непреклонен? Торжественная непреклонность! Окончательная неподвижность…

Ирма (Женщине). Подай ему пиджак…

Епископ (глядя на одежду, валяющуюся на полу). Украшения, кружева, с вами я возвращаюсь к самому себе. Я снова завоевываю свое владение. Я окружил себя очень старой крепостью, откуда теперь изгнан. Я расположусь на поляне, где, наконец, станет возможным самоубийство. Суд зависит от меня и моей встречи лицом к лицу со смертью.

Ирма. Хорошо, но надо уходить. Вы оставили вашу машину при въезде на улицу, недалеко от пилона…

(Быстрым движением Епископ набрасывает золоченую мантию на свою гражданскую одежду.)