Читаем Балкон на Кутузовском полностью

«Дорогие мама, папа!

О нашей новой квартире подробно я вам не писал, ждал фотографий. И они в Москве, наверное, есть уже. В Москве пока нет нас! Приедем – вышлем. А пока рисую план. Было три комнаты примерно 50 метров. Мы две из них перегородили. Руководил всем этим делом Володька Ревзин. По его проекту рабочие все и перегораживали, сделали даже кое-что из мебели, встроили, стало очень удобно. Мы только платили, почти не вмешивались в процесс, и квартира получилась на редкость красивой и ладной. Хотя и обошлась нам в результате довольно дорого (примерно тысяч 20 старыми). Так что сейчас у нас с деньгами временная неувязка. Но на выходе у меня целых три книги, за которые получу гонорары. Главное, что жилье получилось очень и очень хорошим. Во всяком случае, слух о наших хоромах уже распространился в среде братьев-писателей. Приходят, смотрят, очень хвалят, видимо, немного завидуют, и теперь благодаря нашей квартире архитектор Вова Ревзин нарасхват. Пришлем фотографии – увидите. А лучше сами приезжайте!

Целую всех вас крепко,

Роберт».

Володя нарисовал не только план квартиры, но и все продумал внутри, навел шик, так сказать, хотя хрущевка и шик – понятия прямо противоположные, разве что оба слова с глухих шипящих начинаются. Но все равно красиво и изысканно получилось, под стать семье известного советского поэта. Квартирные внутренности сияли белизной и свежестью, необычностью выделялся лишь кабинет Роберта. Дверь в кабинет запиралась на навесной английский замок, который страшно клацал, словно каждый раз что-то проглатывал, а сама она была обита черным дерматином с толстым слоем ваты, чтобы не просачивались звуки ни туда, ни оттуда. Кабинет был самой большой комнатой в квартире – метров двадцать, и эти метры перерезала пополам легкая этажерка от пола до потолка, которая отделяла рабочее место от заслуженного отдыха.


Поля с Лидкой категорически отказались ехать смотреть квартиру заранее, мол, ни к чему это, переедем разом, и все, у всякой песни свой конец.

Собирались бабоньки долго, все оттягивали переезд, придумывая уловки, чтоб ну хоть на недельку задержаться в подземном насиженном гнездышке, хоть еще на денек, а потом еще и еще.

– Аленушка, мне надо еще всякие справки собрать, – говорила Поля, отводя для верности взгляд, чтоб не выдал, – потом сложно будет ехать, это ж вон в какую даль переселяемся!

– Так давай я с тобой все быстро обойду, что тебе нужно? – Алла чуяла, что дело не в справках, ну или не совсем в справках.

– Там везде разное время работы, собес, домуправление, паспортный стол, надо ж все обойти, я потихонечку, зачем такая спешка, мне, мать моя, не сорок лет! И даже не пятьдесят!

Потом Поля решила забрать карту из поликлиники, где попросилась к невропатологу, чтобы тот прописал ей что-то для памяти, уж очень забывчивой стала, ну и какие-нибудь успокоительные таблетки специально от переезда. Дома сказала, что врач посоветовал передохнуть, и Поля взяла еще недельку отсрочки – отлежаться в родной комнате на старом месте и на родном топчане. Ну и все в таком же духе. Потом сломался зубной протез, а починить его мог только Васька-сосед, работающий на Никитской техником по зубам, а кто, как не он, мог Поле вправить зубы?

Затем была пробная вылазка в продуктовый магазин на Кутузовский.

– Представляешь, эта хабалка обсчитала меня на тридцать копеек! – победно кричала Поля Лидке и Алле в надежде, что это известие остановит их от непродуманного переезда.

– Какая хабалка?

– Да кассирша в вашем кутузовском продуктовом. Больше в этом районе в магазин ни ногой! Лучше бы здесь, у своего дома, все накупила! Так нет, поперлась туда! Проверить! Проверила! Надули! Мои-то меня все знают! Никогда бы не обжулили!

Этот маневр тоже не удался, и подготовка к переезду продолжалась.

Перейти на страницу:

Все книги серии Биографическая проза Екатерины Рождественской

Двор на Поварской
Двор на Поварской

Екатерина Рождественская – писатель, фотохудожник, дочь известного поэта Роберта Рождественского. Эта книга об одном московском адресе – ул. Воровского, 52. Туда, в подвал рядом с ЦДЛ, Центральным домом литераторов, где располагалась сырая и темная коммунальная квартира при Клубе писателей, приехала моя прабабушка с детьми в 20-х годах прошлого века, там родилась мама, там родилась я. В этом круглом дворе за коваными воротами бывшей усадьбы Соллогубов шла особая жизнь по своим правилам и обитали странные и удивительные люди. Там были свидания и похороны, пьянки и войны, рождения и безумства. Там молодые пока еще пятидесятники – поэтами-шестидесятниками они станут позже – устраивали чтения стихов под угрюмым взглядом бронзового Толстого. Это двор моего детства, мой первый адрес.

Екатерина Робертовна Рождественская

Биографии и Мемуары / Документальное
Балкон на Кутузовском
Балкон на Кутузовском

Адрес – это маленькая жизнь. Ограниченная не только географией и временем, но и любимыми вещами, видом из окна во двор, милыми домашними запахами и звуками, присущими только этому месту, но главное, родными, этот дом наполняющими.Перед вами новый роман про мой следующий адрес – Кутузовский, 17 и про памятное для многих время – шестидесятые годы. Он про детство, про бабушек, Полю и Лиду, про родителей, которые всегда в отъезде и про нелюбимую школу. Когда родителей нет, я сплю в папкином кабинете, мне там всё нравится – и портрет Хемингуэя на стене, и модная мебель, и полосатые паласы и полки с книгами. Когда они, наконец, приезжают, у них всегда гости, которых я не люблю – они пьют портвейн, съедают всё, что наготовили бабушки, постоянно курят, спорят и читают стихи. Скучно…Это попытка погружения в шестидесятые, в ту милую реальность, когда все было проще, человечнее, добрее и понятнее.

Екатерина Робертовна Рождественская

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Шуры-муры на Калининском
Шуры-муры на Калининском

Когда выяснилось, что бабушка Лида снова влюбилась, на этот раз в молодого и талантливого фотокорреспондента «Известий» — ни родные, ни ее подруги даже не удивились. Не в первый раз! А уж о том, что Лидкины чувства окажутся взаимными, и говорить нечего, когда это у неё было иначе? С этого события, последствия которого никто не мог предсказать, и начинается новая книга Екатерины Рождественской, в которой причудливо переплелись амурные страсти и Каннский фестиваль, советский дефицит и еврейский вопрос, разбитные спекулянтки и страшное преступление. А ещё в героях книги без труда узнаются звезды советской эстрады того времени — Муслим Магомаев, Иосиф Кобзон, Эдита Пьеха и многие другие. И конечно же красавица-Москва, в самом конце 1960-х годов получившая новое украшение — Калининский проспект.

Екатерина Робертовна Рождественская

Биографии и Мемуары

Похожие книги

1. Щит и меч. Книга первая
1. Щит и меч. Книга первая

В канун Отечественной войны советский разведчик Александр Белов пересекает не только географическую границу между двумя странами, но и тот незримый рубеж, который отделял мир социализма от фашистской Третьей империи. Советский человек должен был стать немцем Иоганном Вайсом. И не простым немцем. По долгу службы Белову пришлось принять облик врага своей родины, и образ жизни его и образ его мыслей внешне ничем уже не должны были отличаться от образа жизни и от морали мелких и крупных хищников гитлеровского рейха. Это было тяжким испытанием для Александра Белова, но с испытанием этим он сумел справиться, и в своем продвижении к источникам информации, имеющим важное значение для его родины, Вайс-Белов сумел пройти через все слои нацистского общества.«Щит и меч» — своеобразное произведение. Это и социальный роман и роман психологический, построенный на остром сюжете, на глубоко драматичных коллизиях, которые определяются острейшими противоречиями двух антагонистических миров.

Вадим Кожевников , Вадим Михайлович Кожевников

Детективы / Исторический детектив / Шпионский детектив / Проза / Проза о войне